- «Отцвели… уж давно… хризантемы… в саду…», - донесся сквозь сон тихий, грудной голос тети Наташи, заглушаемый шумом льющейся воды.

- «Дура, ещё не расцвело, а она уже встала и другим спать мешает…», - зло подумал, переворачиваясь на другой бок, но тихое пение словно капли холодной воды, методично долбили темечко, будоражили сознание, будили, не позволяли заснуть.

Полежав немного, поворачиваясь с боку на бок, сел, тупо уставившись в пол:

- «Вот дура! Когда же мать вернется из командировки? Приехала на мою голову родственница!»

Тетя Наташа, мамина троюродная сестра, часто приезжала к нам, оставаясь на недельку, другую. Долгими вечерами, до поздней ночи, женщины сидели на кухне, вспоминая детство, родственников, женихов, попивая чай, а иногда, что-нибудь покрепче. Тетка была ужасной болтуньей, такой же, как и мать.

Они ровесницы, учились в одном классе, вместе гуляли в молодости, без мужей растили детей, так что было о чём поговорить. А тут как назло матери нет!

Всю свою неуёмную энергию тетка выплескивала на меня, пыталась вести нравоучительные беседы, шипя, как змея издевательским тоном:

- «Сережа, а у тебя, что ещё нет девушки? Ты уже взрослый, смотри, так и бобылем останешься!»

Я молчал, стараясь не вступать в спор, прекрасно осознавая, чем это может для меня кончиться, со смехом наблюдая, как она умирает от отсутствия общения, внимания к ней.

- «У моих дочек уже столько женихов, просто отбоя нет! А мать тебя слишком скромным мальчиком воспитала. Сидишь у неё под юбкой! Женщины таких мужчин не любят! Может ты ещё и не целовался?», - ехидно продолжала, запахивая на груди полы халата, бесстыдно разошедшегося в стороны, заметив мой любопытный взгляд на разрезе, между огромных грудей.

- «Отрастила дойки, такой и убить можно. Вымя, как у коровы. Воспитывай своих дочек, а не меня!», - внутри всё кипело, но молча, продолжая убирать посуду со стола, стараясь не обращать внимания на обидные слова.

Сидя на унитазе, оставив приоткрытой дверь (как у себя в деревне), продолжала нравоучение, заглушаемого шумом льющейся мочи:

- «Сережа, ты смотри, молодость пролетит, и не заметишь! Столько женщин и девушек, красивых и одиноких, а ты целыми днями дома сидишь, не можешь от компьютера зад оторвать!»

- «Ссышь, как корова! Не себя ли ты, имеешь в виду, хотя бы дверь в туалете закрыла, одинокая женщина…», - со злостью подумал о тетке.

А она выходила, беззастенчиво подтягивая трусы, продолжая свое нравоучение.

С раннего детства, сколько себя помню, был очень застенчивый, скромный мальчик. Особенно это проявлялось в отношении к противоположному полу. Стеснялся, сторонился, боясь к ним подойти.

Какой-то незримый страх присутствовал, не давал возможности открыто проявить интерес, хотя они меня очень интересовали. Возможно, сказывалось воспитание матери, а может заложено, природой, не знаю. Чувствуя это, тетка старалась надавить на больное место, вызвать ответную реакцию, оправдываться, ввязаться с ней в спор.

- «Тебе юбку одень и ты настоящая девочка! Настоящая хозяйка! Убираешь в доме. Молодец! Так держать!», - наблюдая, как мою посуду, не унималась, продолжая издеваться.

Нет, в целом она была не плохая женщина, добрая, симпатичная, внешне привлекательная, хотя возможно несколько полновата, но мочевой пузырь, усиливал негативные воспоминания о родственнице, злость, заставил решительно встать:

- «Скоро она уже оттуда выйдет? Сидит целый час! Так и уписаться не долго!»

Утренняя эрекция бесстыдно оттопыривала ткань трусов, но я продолжил движение, пусть увидит, что перед ней мальчик, а не девочка. По правде, в туалет не сильно хотелось, но это было причиной, поставить тетку на место, высказать, свое неудовольствие её поведением.

Решительно открыв дверь, сделал шаг и… обомлел. Луч света, вырывающийся из ванной комнаты, озарял темноту коридора. Сердце судорожно застучало, сжалось, перехватило дыхание, комок подступил к горлу. Ненависть и злость куда-то испарились, уступая место чему-то тайному, сладострастному:

- «Дура,… дверь не закрыла!»

Секунду поколебавшись, стараясь, как можно тише, сделал на цыпочках шаг, другой, третий…

Женщина стояла в ванне, в пол оборота ко мне, подставив лицо упругим, тонким струйкам. Длинные, черные волосы спадали почти до ягодиц, резко контрастируя с белоснежными булками грудей, исписанными светло-синими прожилками вен, безвольно свисавшими под своей тяжестью, с огромными коричневыми пятнами вокруг торчащих сосков.

- «Ну, и буфера!», - проскочила восхитительная мысль в голове.

Небольшой животик нависал над лобком, покрытым густой растительностью, скрывающей свои заросли где-то глубоко между полных ножек. На белоснежном теле не было и следа загара!

Трудно передать мои чувства, но я был близок к обмороку. Абсолютно голая, живая женщина стояла в каких-то четырех метрах, разделяемая со мной только узкой щелью приоткрытой двери. Это была первая женщина, открывшая свои прелести перед моим взором!

Как завороженный смотрел на обнаженное тело, не в силах оторвать взгляд. Сердце билось, словно собиралось выскочить из груди, отдаваясь гулкими ударами в висках, паху.

- «Какие у неё сиськи!», - продолжал восхищаться, когда тетя Наташа поднесла руки к голове, убирая пряди волос с лица, показывая волосатые подмышки.

Они задергались, заходили из стороны в сторону словно живые, огромными грушами, расширяющими к низу, отдаваясь тянущей, сладострастной истомой в паху. Она тихо напевала песню, водя по телу руками, словно массажируя его, стараясь убрать приобретенный с возрастом лишние, портящие фигуру килограммы.

Но она была в моём понятии изумительная. Фотографии в эротических журналах не шли ни в какое сравнение! Передо мной стояла женщина, словно сошедшая с картины одного из великих мастеров эпохи Возрождения. Её тело так и просилось на холст!

Медленно, сам не осознавая, словно кролик загипнотизированный удавом приближался к двери, стараясь, как можно лучше рассмотреть прекрасное видение. Ненависть и злоба улетучилась без следа, оставив место какому-то другому, неизвестному ранее чувству.

Чем больше я смотрел на неё, тем сильнее оно росло. И уже через несколько минут прекрасней и любимей женщине на свете не было! Я готов был броситься к её ногам, целовать их, лишь бы только она не оттолкнула меня, ответила взаимностью.

Но это было из области фантазии! Тетя Наташа, красивая, гордая женщина никогда бы себе такого не позволила. Кто я для неё, мальчишка, дальний родственник, которого она знает с пеленок!

Рука опустилась вниз, сжала головку через ткань трусов, и сразу же поток спермы порциями начал вырываться, сгибая тело. В голове не было никаких эротических грез и фантазий, только необузданное животное желание, страсть переполняли тело. Казалось жидкой, липкой массе не будет конца. Пошатнувшись, я неосторожно облокотился на тумбочку, баллончик с дезодорантом закачался и… с грохотом упал на пол, демаскирую моё присутствие.

Я не видел, как она открыла глаза, посмотрела на приоткрытую дверь. Моё тело, со смешно поднимающимися ногами на цыпочках неслось прочь от места преступления. Упав на диван, укрывшись с головой, лежал затаив дыхание:

- «Идиот! Баран! Как же я мог так глупо попасться!»

Меня трясло от позора и испытанного оргазма. Сперма растеклась большим мокрым пятном на трусах, склеивала волосики на лобке. Волна похотливой страсти уходила, наполняя сердце стыдом, ужасом позора:

- «Как я ей посмотрю в глаза! Идиот! Позор, какой позор! Она всё расскажет матери…»

Не было, наверное, на свете плохих слов и эпитетов, которыми я не награждал себя, трясясь под простынкой, ожидая дальнейших действий тети Наташи. Ждать пришлось не долго. Она зашла в комнату, подошла, села на край дивана:

- «Сережа,… ты спишь?»

Я молчал, делая вид, что сплю, не реагирую на вопрос.

- «Ты что,… за мной подсматривал?», - не дождавшись ответа, произнесла она.

Сердце сжалось, бешено застучала, лицо разрывалось от прилившей крови. Оно, наверное, было краснее, чем задница у обезьяны! Я готов был провалиться сквозь землю. Что мог ответить, и так было всё ясно! Такого стыда и позора ещё не приходилось испытать!

- «Как тебе не стыдно! Не хорошо подсматривать за взрослыми женщинами…», - нравоучительно продолжала тетка.

Я был, ни жив, ни мертв, совершенно не зная, как себя вести. Лежал, отвернувшись к стене, подогнув ноги к животу, и с ужасом почувствовал, что её голос приводит меня в возбуждение, член начал напрягаться. Видение обнаженного тела и голоса, гармонично сливался воедино, будоражили желание. Женщина, зная, что я её видел голой, спокойно разговаривает со мной!

Она дотронулась до спины, нежно провела рукой:

- «Что молчишь? Я же знаю,… что ты не спишь!»

Но я продолжал молчать, как трусливый зайчишка спрятался под кустик, думая, что лисичка не найдет его. А тетка, с замотанным полотенцем волосами, сидела рядом и молча, гладила мою спину, волосы, размышляя о чём-то, недоступном моему пониманию.

- «Ты ничего не хочешь сказать? Извиниться хотя бы? Или ты это считаешь нормальным,… подсматривать? Плохо тебя мама воспитала!», - как-то неожиданно произнесла, когда мне уже показалась, что успокоилась, поверив, что сплю, и никто не подглядывал за ней, не сбил с тумбочки дезодорант в коридоре.

- «Своим молчанием ты обижаешь меня. Сережа,… ты уже взрослый,… так будь до конца мужчиной,… не прячься, как заяц под кустом», - словно угадав моё состояние, произнесла она.

- «Я думаю, мама тебя не сильно похвалит за такое поведение? Ты и за ней подглядываешь? И у кого сиськи лучше?»

От одной мысли, что она скажет матери, что я и за ней подглядываю, моё сердце перестало биться, холодная рука ужаса сковала его. Но я продолжал молчать.

- «Ну, смотри,… ты об этом ещё пожалеешь!», - произнесла она, пытаясь встать.

В голосе звучали нотки гнева, угрозы, не предвещающие ничего хорошего. И тут я не выдержал, резко повернулся, обхватил за талию руками, не позволяя встать, прижался к животику:

- «Прости,… я больше не буду! Это… получилось… как-то случайно! Я… не хотел! Простите!»

Она была в тоненьком халатике на голое тело. Уткнувшись лицом в живот, прижимался сильнее и сильнее, искренне раскаиваясь в содеянном проступке. Слезы потекли из глаз. Я плакал, не знаю почему, но плакал. То ли от страха расплаты, то ли от стыда, то ли от того, что нанес обиду такой желанной, любимой женщине, а может, подсознательно догадываясь, что только так я смогу добиться своей цели, благосклонности тети Наташи.

Она немного склонилась надо мной, и сосочек коснулся щеки, через тонкую ткань. С каждым его прикосновением казалось, что он начинает набухать, твердеть. А она сидела, молча, гладила меня по спине, волосам, о чем-то думая, смотря, на искренние слезы раскаяния.

- «Сережа, у тебя сейчас такой возраст, что твой интерес к женщинам оправдан. Было бы хуже, если бы они тебя не интересовали,… но подглядывать за мной! Как ты посмел? Как могла тебе прийти в голову такая дерзкая мысль?», - тихо, как бы неохотно произнесла тетка.

- «Простите,…я не хотел,…это случайно…», - мямлил, сквозь слезы, вздрагивая всем телом.

Меня трясло, раскаяние было искренним, и у тетки это не вызывало никаких сомнений. Она прекрасно осознавала моё состояние, да я и не в силах был его скрыть. Женское милосердие потихоньку брало верх над негодованием моим поступком, ей, наверное, по-человечески стало меня жалко, да и она была далеко не девочка, чтобы умереть, от взгляда на её обнаженное тело желторотого юнца. Возможно, это даже как-то льстило женскому самолюбию, что она ещё интересует лиц противоположного пола.

Мягкие, теплые руки скользили по дрожащему телу, стараясь успокоить, как-то утешить. В глубине души, она щадила, боясь нанести психологическую травму, но оставить происшедшее без последствий, не позволяла женская гордость.

Неожиданно рука скользнула по ноги, прошла по оттопыренной мокрой ткани, коснувшись головки члена. Она сразу отдернула её, словно ударило током, поднесла к лицу и понюхала пальцы. Всеми частичками тела я почувствовал, как она втягивает в себя воздух, словно ищейка, пытающаяся найти след, стараясь понять причину мокрых трусов.

Стыд сковал душу. Мало того, что он торчал, на трусах было мокрое пятно от недавно излитой спермы, и она это прекрасно поняла.

- «Сережка,… ты что,… онанизмом занимался? Увидел голую старую тетку с большими сиськами и… », - возмущенно, произнесла, запнувшись, словно наткнулось на какое-то препятствие.

- «Чего угодно,… но этого я от тебя… не ожидала!», - стараясь освободиться от моей хватки и встать, закончила фразу.

От стыда сердце сжалось, прижимаясь лицом к пухлому животику, горевшим от позора, я затаив дыхание, лежал не в силах вымолвить слова, всё крепче обнимая, не позволяя ей встать. Как мне было плохо!

- «Прижимаешься к тетке и думаешь,… как бы её…», - не закончила она фразу, неодобрительно покачав головой.

- «Как тебе не стыдно!»

Слезы с новой силой полились по щекам. Такого казалось, что я не смогу перенести.

- «Я…не хотел,… так получилось…случайно…», - сбивчиво хныкал, с опаской прижимаясь к ней, не зная, как она это расценит, увидев возбужденный член.

- «Случайно! Он случайно! Сегодня случайно подглядывает за мной,… занимается онанизмом, видя меня принимающей душ,… а завтра случайно…изнасилует? Не ожидала я от тебя такого Сережа!», - сделала отвратительный акцент на последние слова, стараясь вырваться из объятий.

- «Подлец! Как тебя отвратительно воспитала мать!»

Эти слова, стали последней каплей, я понял, если сейчас её не успокою, то мать меня убьёт, стыд и позор будет преследовать всю жизнь. У меня началась настоящая истерика, слезы полились ручьем:

- «Как она может так говорить обо мне? Я её люблю, мне ничего не надо от неё! Как она может так? Я не хотел, всё получилось случайно!»

- «Пусть уходит! Как она может так говорить! Я докажу её…», - пронеслось в голове и моя хватка ослабла.

Тетя Наташа, испугавшись моего состояния, перегнув палку, а может по какой-то другой причине, как-то сразу успокоилась, почувствовал, как руки, крепко обнимавшие тело, ослабли, безвольно опустились на диван. Теперь женщина могла спокойно встать и уйти!

Но этого не сделала, продолжая сидеть, не двигаясь, только руку опять начали гладить, ласкать дрожащее тело. Они скользили, отдаваясь нежной, приятной истомой во всех уголочках. Как я любил их! Эти мягкие, нежные, теплые ручки!

- «Ну, что ты так дурашек испугался? Я не буду тебя ругать. Это нормально,… что ты этим занимаешься…», - произнесла, обнимая и прижимая мою голову к груди.

Лицо обволокла теплая, мягкая подушка с упругим сосочком. Мне стало трудно дышать, и я приоткрыл рот, обдавая его горячим дыханием. Сердечко тети Наташи громко стучало, отдаваясь во всех уголочках моего тела. Близость женской груди и равномерные, медленно учащающиеся гулкие удары постепенно успокаивали.

- «Было бы хуже,… если бы ты этим не занимался,… но почему я?», - продолжала она, опуская руку ниже, лаская ягодицы, расщелину между ними.

Это приятная, незнакомая мне ласка, сразу привела в смятение.

- «Тебе хорошо?», - как-то неожиданно спросила, а я утвердительно кивнул головой.

Пальчики пробежались по ноге, скользнули по мокрой ткани, нежно коснулись головки, медленно опускаясь ниже к яичкам:

- «А ты уже настоящий мужчина,… скоро все девчонки за тобой будут бегать. Только скромный ты какой-то, как что, так сразу плакать. Нельзя так! Девочки таких мальчиков не любят!»

Она нежно ласкала гениталии, слегка касаясь пальцами, а я прижимался к ней, совершенно не понимая её поведения. Противоречивые чувства боролись внутри. Тетка ласкала, совершенно не детской лаской, а я не мог понять, что с ней происходит, почему она так поступает.

Женщина отодвинула в сторону ткань трусов, нежно, как бы нехотя, обхватила мокрый ствол члена ладонью и начала медленно двигать ей так, как совсем недавно делал я, рассматривая эротический журнал, сидя на унитазе.

Но это, не шло ни в какие сравнения! Прикосновения бархатных пальчиков, делали безумным, подавляли волю, заставляя полностью подчиниться женскому желанию, готовым выполнить любые её прихоти. Трудно было поверить, что это происходит со мной!

- «Тебе так… хорошо? Я не больно делаю?», - грудным, дрожащим голосом, произнесла она.

Я молчал, сильнее прижимаясь к ней, чувствуя, как сосочек заметно увеличился в размерах, дыхание стало тяжелее, а сердечко готово было вырваться из груди. В голове кружилось, мысли путано роились, не давая понять смысл происходящего. Мне показалось, что тетя Наташа испытывает влечение ко мне, наслаждение, как и я, но в это было трудно поверить!

- «Ты так меня раздавишь, Сережа! Чего молчишь? Тебе хорошо? Или не надо так делать?», - произнесла она, ослабевая хватку и делая попытку убрать руку.

- «Мне…хорошо,… очень…», - еле слышно произнес, до конца не осознавая, почему полностью подчиняюсь ей.

- «Вот видишь,… ничего страшного нет. Мы с тобой нашли, как всегда общий язык», - ласково, как кошка, продолжила она, крепче сжимая рукой плоть.

Сосок возбужденно торчал, показалось, что она хочет, что бы я его обхватил, поцеловал, мял губами, но осмелиться на такой решительный шаг, не мог.

Она молчала, медленно двигая рукой, а я чувствовал, как её сердечко билось всё сильнее, дыхание стало глубоким, словно женщина поднимается на высокую гору.

Внутри трясло, на пах словно положили огромную гирю, которая давит на гениталии.

- «А когда ты занимаешься онанизмом,… кого представляешь?», - еле слышно спросила она.

Я молчал, страшно даже подумать, что она может догадаться, что сейчас думаю о ней, как о желанной женщине, идеале и мечте моих эротических фантазий, хотя это не трудно было понять.

- «Так кого? Что молчишь? Мамку?», - продолжала она, медленно двигая по стволу члена рукой.

Я молчал.

- «Неужели меня? Сиськи понравились?», - тихо хохотнула, наталкивая на признание.

Только успокоившись, ком подкатил к горлу, и я чуть не заплакал снова от неожиданности её догадки.

- «Я права,… меня? Скажи,… не бойся…»

Моя голова самопроизвольно сделала утвердительное движение, и я обомлел от ужаса происшедшего. Казалось, что сейчас земля расступится, и провалюсь от позора вниз. Но она не расступилась! Впервые признался женщине в своем желании ей обладать!

- «Не правильно мать тебя воспитывала,… надо было быть с тобою более откровенной…», - как-то задумчиво, словно говоря самой себе, произнесла она.

Нежные руки ласкали моё тело, в комнате висела гнетущая тишина, изредка нарушаемая писком комаров.

- «Ну, что понравилась тебе старая голая тетка? За матерью тоже подсматриваешь?»

- «Вы не старая,…. Вы красивая…», - тихо пролепетал, не отвечая на второй вопрос, не отрывая лицо от мягкой груди.

- «А у кого красивее фигура, у меня или матери? Ты же её, наверное, тоже голой видел?»

- «Не видел…»

- «Обманываешь тетку. Наверное, со счета сбился, подглядывая за бабами?»

- «Нет… только Вас…и то, случайно…»

- «Так я первая баба, которую ты голой увидел! И как я тебе?», - тихо засмеялась, бесстыдно радуясь своей догадке.

- «Вы,…очень красивая,…тетя Наташа…», - сбивчиво, сгорая от стыда, прошептал, закрывая глаза.

Такие слов и в такой обстановке мне было трудно произнести, но что-то внутри менялось, заставляя открывать перед женщиной самые потаённые, интимные уголки души. Её ласки, разговор со мной, делали своё дело.

- «Все бабы голые красивые. Новое тело,… новое дело…», - пробормотала она себе под нос, непонятно к кому обращаясь.

Гнетущая тишина повисла в комнате. Она о чём-то думала, продолжая нежно ласкать меня.

- «Ты очень хочешь посмотреть на меня голую?», - вдруг неожиданно разорвал тишину её тихий голос.

Ответить, я не мог, только судорожно задергал головой. А она засмеялась, освобождаясь от моих объятий, поднимаясь с дивана, лукаво произнесла:

- «Смотри,… нечего здесь интересного нет. Бабы… они все одинаковые…»

Стыдливо я смотрел, как она, в сумеречном свете, стояла на фоне светлеющего окна, развязывая пояс халата, под которым не было нательного белья, снимая сначала одну половинку с плеча, затем другую:

- «Ну, как я тебе,… не слишком старая?»

Халат бесшумно заскользил по телу, падая к ногам, а мой язык прирос к нёбу, не позволяя вымолвить слова. Я затряс головой, пораженный происходящим. В его реальность разум отказывался верить!

- «Так говоришь… старая?», - смеясь, произнесла она, поворачиваясь боком, пытаясь втянуть в себя живот, приподнимая руками грудь.

Изумительно привлекательные формы отчерчивались на фоне окна, кружили голову, а то, что женщина это делает добровольно и именно для меня, вообще лишало рассудка!

- «Нет,… Вы красивая,…очень…красивая…», - набравшись смелости, произнес, глотая слюну.

- «Эх, видел бы ты меня лет пятнадцать назад!», - с какой-то горечью произнесла, задумчиво приподнимая и мня руками грудь.

- «Они не висели так,… как сейчас уши у спаниеля!»

- «Хочешь потрогать?», - произнесла тетя Наташа, томно проводя по телу руками, приближаясь ко мне, видя моё полуобморочное состояние.

Не дождавшись ответа, она подошла, стала рядом, упершись коленками в край дивана, чуть разведя ножки:

- «Смелее,… а то сейчас оденусь!»

То ли страх, что она оденется, то ли желание прикоснуться к обнаженному телу, заставили дрожащую руку коснуться шелковистой кожи бедра, со страхом подняться немного вверх, но словно огромная гиря повисла на ней. Я не в силах был её поднять, коснуться лобка, покрытого густой растительностью, расщелины, скрывающейся под ней. Она, улыбаясь, смотрела на мои действия, вдруг засмеялась и стала на коленки, опустившись на пол:

- «Трусишка, женщины любят смелых, они трусишек не любят! Хочешь, а боишься?»

Теплые, влажные, мягкие губы коснулись щеки:

- «Что ты дрожишь, как зайчик, не бойся, я тебя не съем»

Большая, мягкая, теплая грудь прижалась, навалилась на меня. Трудно было понять, чьё сердце так громко стучит, моё или её. Жар дыхания обжигал лицо, губы нежно целовали, коснулись моих губ, совершенно каким-то неизвестным ранее поцелуем, язычок начал разводить их, пытаясь проникнуть внутрь.

- «Так ты и целоваться не умеешь? Давай научу!», - хохотнула она, обнимая и сладострастно впиваясь в губы.

Она целовала, тихо постанывая, словно это приносило ей огромное наслаждение, двигая из стороны в сторону головой. Язык проник внутрь, бродил, словно маленький член во влагалище, лаская самые потаенные уголки.

Через пару минут она навалилась на меня, грудь, как два огромных, толстых блина, распластались между нашими телами. Дыхание женщины стало глубоким, тяжелым. Касание устами не проходил для неё бесследно, не говоря уже обо мне.

Я не чувствовал тяжести женского тела, в висках гулко отзывались удары сердца, внутри тряслось, радужные круги проплывали перед глазами. А она сильнее и сильнее наваливалась, стараясь улечься рядом. Жесткие волосики лобка коснулись ноги, и мне показалось, что я сейчас от переизбытка чувств потеряю сознание, но этого не произошло. Бёдро соскользнуло с края дивана, и она громко стукнулась коленкой о пол.

- «Сережа, встань,… я расстелю диван…», - неожиданно произнесла, с какой-то решительностью и нетерпимостью в голосе.

Я стоял рядом, с торчащим членом, словно загипнотизированный, а она голая раскладывала и застилала простынкой диван, наклоняясь, покачивая двумя огромными грушами грудей, отставляя аппетитную попку, ниже расщелины, между ягодицами показывая два толстых вареника половых губ, густо покрытых волосами.

- «Ложись, только трусы сними», - приготовив постель, произнесла тетка.

Не до конца понимая смысла слов, словно солдат по команде, снял их, лег на диван, а она - рядом.

Я лежал на спине, как мумия, уставивши взор в потолок, боясь что-либо произнести, разрушить иллюзорный мир происходящего. Всё так неожиданно обрушилось, что в реальность невозможно было поверить.

- «Наверное, я сплю», - пронеслось в моей голове.

Тетя Наташа повернулась на бок, ко мне лицом, провела рукой по груди, животу, дотронулась до волосиков лобка, измазанных засохшей спермой, запустила пальчики в них и произнесла:

- «Так и будешь лежать, как мумия? Повернись ко мне!»

Наши взгляды встретились. На меня смотрела такая желанная женщина, только от глубины её бездонных, трепетных глаз, я готов был умереть от страсти.

В первое мгновение хотел отвести взгляд, но толи огромное желание, толи ещё что-то другое, не позволили этого сделать. Поняв это, тетка тихо произнесла:

- «Ну, что, голые женщины не такие уж и страшные?»

Я, глотнул слюну, кивнул головой, а она засмеялась:

- «Только кивками головой ты их не расположишь к себе. Они любят нежные ласковые слова. Говоря их, ты делаешь её богиней, показываешь своё отношение к ней»

- «Тетя Наташа,… Вы самая красивая,… самая хорошая, я… Вас люблю…», - выпалил, не осознавая до конца смысла сказанных слов.

Она засмеялась:

- «Молодец, хороший ученик. Что ты ещё мне хочешь сказать?»

Я всё говорил и говорил, а она лежала, нежно смотря, потом обняла и начала целовать в губы. Они слились в поцелуе, обнаженные тела прижались, обдавая жаром, друг друга.

- «Поцелуй… грудь…», - вдруг произнесла тетя Наташа.

- «Женщины любят, когда им ласкают грудь»

Я начал целовать, прижимаясь губами к мягкой плоти.

- «Сосочек обхвати,… нежно поцелуй его…»

- «Так, хорошо,… молодец…»

И без того большой, во рту он как-то сразу увеличился, стал упруже, жестче, словно резиновый. Тетка дышала глубоко, прижимая голову к груди:

- «Молодец, хорошо…нежнее, не так сильно,…ой, как хорошо,…ой…»

Чем больше её целовал, тем наше поведение становилось безумней. Близость доступного женского тела придавало смелости, рука скользнула вниз, дотронулась до жесткой шерстки. Со страхом, ожидая отпора, пальчики опустились ещё ниже, но она покорно развела ноги, в стороны, поворачиваясь на спину, открывая лоно для ласк.

Ладонь накрыла влажную промежность. Она вздрогнула, прижала к мясистым половым губкам её своей рукой, начала двигать ей, разводя налитые, волосатые гребни в стороны, проникая в такое желанное ущелье.

- «Не бойся,… ласкай здесь,…ласкай…», - слетело с губ, тяжело дышащей женщины.

Неумелые пальцы скользили по влажному ущелью, губы не выпускали упругий сосочек, приводя меня и её в то состояние, когда разум закрывает полностью пелена страсти, заставляя совершать необдуманные поступки.

- «Иди ко мне…», - зашептала, обхватив руками и потянув на себя.

Член уперся в жесткие волосы, ища вход в желанный грот любви, который ведет куда-то в глубину животика, туда, где зарождается таинство жизни.

- «Не спеши,…я сейчас,…сейчас,…помогу,…помогу…», - шептала она, каким-то неизвестным до сего голосом, полным страсти и желания, обхватив рукой ствол члена, направляя его в узкое податливое отверстие, стараясь, как можно выше поднять ноги, но он как-то проскакивал мимо, не желая в него попасть.

- «Сейчас,…сейчас…»

- «Ой,…хорошо…», - пискнула она, когда почувствовал, как плоть приоткрылась, пропуская меня внутрь, обдавая жаром.

Она начала неистово двигать бедрами, стараясь поглотить его, как можно глубже, но от напряжения, разрывающего мою плоть, я практически сразу затрясся, задергался. Хлесткие выстрелы спермы били в матку, в глубину животика, переполняя женское лоно живительным соком, приводя женщину в состояние безумия.

- «Не уходи,…ещё,…ещё,…Сереженька,…любимый…», - затряслась она, просунув руку между нашими телами, неистово теребя клитор.

- «Ой,…ой,…ой,…мне так никогда хорошо не было…», - застонала, словно безумная, двигая бедрами, тело трясла мелкая дрожь.

Мне казалось, что у неё начался припадок, но она как-то сразу затихла, член, медленно уменьшаясь в размерах, выскальзывал из столь желанной плоти. Крупные капли спермы, перемешенные с её соками, текли по промежности из приоткрытого влагалища.

Как только она выпрямила ноги, обессиленный я скатился с её мягкого, теплого животика, лег, рядом положа руку на грудь, где-то внутри считая её своей женщиной, отныне доступной только для меня!

Мы лежали, молча, словно не было минуты назад сладострастного оргазма, как будто ни я, ни она не были в объятиях друг друга.

Женщина встала, не произнеся ни слова, осторожно приподнимая мою руку с груди, подняла с пола халат, и, прикрывая промежность ладонью, направилась к выходу из комнаты. Убаюкивая, зашумела вода, глаза начали слипаться и с неописуемым чувством радости я уснул, не дождавшись её возвращения.

Проснулся, когда в комнате уже было светло, солнце стояло в зените. Тетя Наташи не было. На столе в кухне лежала записка:

- «Сережа, я поехала домой. Мне надо на работу. Маме передавай привет. Ей я не буду рассказывать о том, что ты за мной подглядывал. Я надеюсь, ты понял. Тетя Наташа»

- «Дурак, какой дурак, что уснул! Я бы не отпустил её, она же сказала, что в отпуске!», - негодовал, как раненый тигр, ходя по комнате.

Такая желанная, любимая, первая женщина покинула меня, не дав насладиться её прелестями в полной мере.

- «А может она и права?», - с горечью подумал, чувствуя, как любовь и желание к этой милой женщине захлестывает, заставляя думать только о ней.

Конец