Началось всё как-то быстро. Внезапно, как по мановению волшебной палочки изменилась погода и день, казалось, поменялся с ночью. Такого на моей памяти точно ещё не случалось. Вначале в воздухе повеяло чем-то тревожным и влажным. Небо потемнело и со ввсей своей необъятной тяжестью навалилось на землю. Всё затихло вокруг и насторожилось. Ветра небыло, деревья и трава под тяжестью плотного серого неба,спускающегося всё ниже и ниже,стояли неподвижно и с порывами лёгкого и редкого ветерка нехотя поддавалась и легонько покачивали ветками и макушками сухих венчиков на высокой траве. Вообще осенью довольно часто случались дожди, и даже наступление зимы не обещало того, что должен пойти снег, но, то, что приближалось, было чем-то необычным, и тогда я ещё не догадывался насколько необычным...

Я шёл по тропе, протоптанной среди скалистых выступов и по небольшим холмам и взгоркам вдоль берега озера. Тропа проходила поотдаль, и по этому, шум воды доносился очень слабо, а теперь и вовсе вода превратилась в почти ровное, неподвижное зеркало. Слева метрах в стапятидесяти начинались деревья и плавно поднимались на горную гряду, тянущуюся вдоль озера. Эта гряда была невысокой, но местами особенно по верху попадались скалистые утёсы и такие-же, скалистые выступы в виде огромных валунов были и у самого берега.

Это была уже поздняя осень, но на некоторых деревьях всё ещё оставались листья, некоторые стояли уже совсем голые. Трава всё ещё в основном была зелёной, лишь высокие растения пожелтели и поникли. У тропинки растения почти все были сухими и трава, временами, шуршала под ногами.

До нашего посёлка было ещё далеко. Тропинка извивалась по взгоркам, справа неподвижное тёмное озеро, слева растрёпанная как во время линьки гора. Я хотел поторопиться, стало темно и мрачно, но я почувствовал, что из-за быстрой ходьбы, становилось жарковато, а прохладного ветерка всё ещё небыло. Я знал, что перед дождём должен был подуть ветерок, но тогда его небыло. Уже стало темно как поздним вечером. Небо было уже не просто серым, а тёмным и тяжёлым. Свет проникал откуда-то сзади сквозь узкую щель над горизонтом.

Резкий порыв ветра поднял тучу пыли, сухой травы и даже мелкие ветки. Я пригнулся, укрываясь руками и продолжая идти, и всё резко прекратилось и замерло. Снова наступила тишина. Я прошёл еще не много, и такие порывы становились всё чаще и чаще. И так всё закружилось. Ветер становился всё сильнее и сильнее. Стало влажно, захлестал дождь, а ветер нёс его капли почти параллельно земле и больно хлестал по глазам и лицу. Мне приходилось прикрывать лицо руками. Дождь прекратился внезапно, но ветер не прекращался и всё дул и дул прямо в лицо. Спускаясь в очередную ложбину, я открывал глаза и переводил дух. До посёлка было ещё не близко. Мне казалось, что я иду уже целую вечность, и радовало лишь одно, что ветер просушил промокшую под дождём одежду.

Радость эта была не долгой, так-как стало ещё хуже. Так же внезапно стало холодно, ветер пронизывал до костей и начал срываться снег. Сначала это были редкие снежинки как маленькие острые иголочки, впивающиеся в кожу. Я не раз подумал; почему не оделся теплее, но кто-же мог знать...

Порывы ветра приносили всё больше и больше снега, мокрые камни под ногами стали скользкими. Озеро было справа, но шум от воды уносимый ветром доносился сзади. Черные волны вздымались и обрушивались на прибрежные камни. Хорошо, что тропа проходила не у самой воды.

Прямо на глазах начали вырастать сугробы. Находя какое-нибудь препятствие, снег сразу же начинал набиваться туда, образуя вытянутый холмик, а затем срывался и уносился дальше. Этих холмиков становилось всё больше и больше и они уже разрослись в одно целое белое поле. Я уже не мог видеть, что происходит вокруг, только перед собой белую пелену снега и смутно различимые очертания тропы, и лишь слышал завывания и свист ветра, и издали шум разбивающихся волн.

Становилось холоднее, я устал и чувствовал, как замерзают пальцы на руках. Я пытался спрятать руки в карманы, но часто подскальзываясь и, спотыкаясь о камни под снегом, мне приходилось взмахивать руками, ловя равновесие, и падая, погружаться ладонями в снег.

Вокруг происходило что-то невероятное. Столько снега за такое короткое время не бывало, наверное, никогда. Сугробы становились всё выше. Я уже давно потерял тропу и шел наугад, по памяти, периодически натыкаясь на кусты и спотыкаясь и переползая через каменные глыбы. Когда я соскользнул и скатился с невысокой земляной осыпи, я понял, что до посёлка осталось не так много. Не много это летом по тропе минут 15 - 20,а в этом снежном аду это целая вечность.

Я поднялся и побрёл дальше. Ветер слегка ослаб, зато снег сыпал так, что вокруг вообще ничего небыло видно. Озеро затихло. Тяжелые волны, накатываясь, ударялись в бурую снежную кашу и беззвучно терялись там.

Я подошел к утёсу... Нет, я не увидел, а скорее почувствовал это. В этом месте, метрах в 100 от берега возвышалась отвесная скала почти 60 метров в высоту и метров 700 в длину. Там на верху, по этой скале проходила дорога и много смотровых площадок, на которых любят фотографироваться туристы. Эту скалу рассекала глубокая трещина и по дну этой расщелины от самого верха и до низа спускалась лестница. Старики рассказывали, что она была там всегда. Это сейчас там основательная лестница с бетонными ступенями и перилами, а раньше это была просто тропа с выдолбленными в скале уступами, позже - деревянная лестница. Теперь сверху большая стоянка у дороги, смотровая площадка и красивая арка, ведущая в разлом.

С этим местом, наверное, у каждого жителя что-то связано. Вот и я невольно вспоминаю недавнее прошлое ...Мне было11 лет. Мы с друзьями как-то решили пошалить и, набрав старых автомобильных покрышек в шинной мастерской, отправились на мотоцикле с прицепом к разлому. Ну а там, веселья ради, стали запускать эти покрышки по лестнице вниз, у кого дальше укатится. Лестница довольно крутая и почти все колёса долетали до озера. Ох, и досталось мне тогда от старого рыбака и то; как мы с другом долго вылавливали и собирали все покрышки - послужило нам хорошим уроком на будущее. Мы стащили все эти покрышки в кучу и сложили у основания скалы. Они долго там ещё потом лежали, а куда в итоге подевались я даже и не знаю, но желание повеселиться с колёсами пропало навсегда. И теперь, если честно признаться, внизу к лестнице в разломе я всегда подхожу с опаской и, прислушиваясь, а вдруг найдётся ещё кто-то, кому захочется повеселиться, да ещё не дай бог догадаться зажечь резину.

Так вот, ощутив этот утёс слева от себя, я стал мысленно прокладывать и вспоминать дорогу дальше к поселку. Сейчас прямо вдоль скалы ровная полоса берега, дальше небольшой холм, за ним подъем, холм повыше и за вершиной уже край поселка, дорога проходящая мимо. Поселок за холмом спускался вниз до самой воды. Здесь у мыса обычно стояли только две или три лодки, а все остальные с противоположной стороны, там было что-то вроде бухты.

Я снова подскользнулся и повалился в сугроб. Онемевшие пальцы укололо от холода, а может, там что-то было под снегом. Сидя там я сунул руки под куртку и прижал голову.

Только бы не забрести в озеро, не хватало ещё очутиться в холодной воде. Нужно держаться левее ближе к скале. Ветер хоть и дует вдоль берега, но у скалы может всё- же потише...

Я поднялся и побрёл в сторону скалы. Через несколько минут, сквозь снег я смутно различил тёмный разлом. Это даже немного согрело, и я уже бодрее зашагал туда.

Ветер вдруг перестал шуметь в ушах, а загудел сзади. Я наконец открыл глаза, я был в расщелине у основания лестницы. Щель здесь была в ширину не более двух с половиной метров. Площадка метров в пять, а потом лестница поднималась вверх. Я обернулся к выходу, там была сплошная белая пелена и выросший сугроб у управой стены выхода. Посмотрев на лестницу, я только теперь вдруг увидел что-то бесформенное припорошенное снегом на нижних ступенях. Это нечто зашевелилось, снег начал обсыпаться и вдруг показалась голова. Я присмотрелся...

-Тётя Алина?!!! - я подошёл ближе.

-Ага, привет, а ты Макс?

-Ну да, а что вы... ну тут...?

-Наверное, что и ты, от бури скрываюсь...- она поёжилась... - холодно...

Кого уж я не ожидал там встретить, так это тётю Алину. Почему не знаю, но видеть её там, сидящую на ступенях, замерзающую было как-то необычно. Она сидела, завернувшись в синтетический махровый плед с головой, которых сейчас множество продаётся во всех магазинах. Я увидел лишь слегка выглядывающие из-под пледа коричневые замшевые полуботиночки,

Мне было 16 лет, а Алине 28, В общем-то, и разница была не большая, но так повелось, мы с детства называли её тётя Алина. Она уже долгое время работала в книжном магазине и помогала в школьной библиотеке, иногда её приглашали позаниматься с первоклассниками. Тетя Алина не была первой красавицей в поселке, за которой бегали все мужики, но была довольно симпатичной и привлекательной девушкой с хорошей фигуркой, и я, если признаться, бывало, засматривался на неё в полумраке меж книжных полок в школьной библиотеке. Ну, а что, какой парень в 15-16 лет не засматривается на женщин, даже старше возрастом...

-Холодно! - подтвердил я замерзшими губами, и только теперь понял, насколько замерзло моё лицо - как вы тут оказались, в такую бурю?

-У меня машина... там - она кивнула наверх.

-А-А-А - протянул я - может... я хотел предложить подняться, но тут огромный ком снега рухнул на лестницу метрах в 10 выше. Посмотрев наверх, я понял, что наверху лестницу уже завалило основательно, и теперь снежные шапки с края пролёта будут срываться и с огромной высоты падать на дно ущелья.

-Здесь опасно, нужно уходить, или нас здесь похоронит эта буря - показал наверх на снежные карнизы.

Она вдруг посмотрела на меня каким-то умоляющим и немного испуганным взглядом, и тут я вдруг вспомнил: на пляже стоял старый сарай, возле него треноги для растяжки снастей, лавки, стол, деревянный настил до самой воды. Старый рыбак иногда оставлял там свою лодку, а в сарае уже давно лежала перевёрнутая вверх дном, здоровенная лодка, ожидая своего ремонта. Она лежала там так давно, что кто-то уже успел нацарапать там, на борту 20 или 30 надписей с инициалами. Также там, в сарае лежали всякие старые снасти, вёсла, жерди, и большой брезентовый полог которым когда-то накрывали патрульный катер.

Идем, здесь не далеко есть укрытие.

Я протянул ей руку. Она вытащила свою из-под пледа, и положила в мою ладонь. Ее пальцы были теплее моих, и казалось, обожгли их. Мы вышли под снегопад. На тёте Алине были шерстяные брюки, курточка и лёгкая бирюзовая кофточка. Она завернулась в плед, держа его одной рукой, а другой держалась за мою руку. И так мы шли, пробиваясь уже в довольно глубоком снегу. Я уже подумал; что ошибся и сбился с пути, как прямо перед нами вдруг из ниоткуда появился этот старый покосившийся деревянный сарай.

Я рванул дверь что было сил, отгребая снег и в образовавшийся проём, мы шагнули внутрь.

-Макс... - только проговорила, она пока я закрывал дверь.

Как оказалось, сараем это только называлось. Стены под натиском снега покосились, ветром сорвало последние куски рубероида с крыши, и теперь там между досками можно было просовывать ладонь. Две доски на крыше вообще оторвались и теперь тарабанили где-то там, на ветру, и поэтому в сарае было хоть как-то светло.

Я осмотрелся по сторонам. Лодка всё также лежала у стены вверх дном, в соседнем углу огромной кучей лежал брезентовый тент и какие-то куски пленки, у входа на вешалке висели старые плащи, и бушлаты в которых в основном ходили ещё лет 20 назад. У другой стены на полках и крюках висели верёвки, канаты, стояли банки, кисти и ещё много всякой мелочи. Сверху всё это присыпало снегом.

Я схватил с вешалки бушлаты и плащи разложил на полу у лодки сказал ей сесть там, а сам тем временем начал натягивать тент сверху так что под ним оказалась и лодка ,и он в несколько слоёв лёг над укрытием. Убедившись, что всё плотно укрыто, я забрался под брезентовый полог и с удивлением обнаружил, что там светло. Тётя Алина держала в руке маленький карманный фонарик размером чуть толще шариковой ручки.

-Вот в машине был, я с собой прихватила - сказала она, слегка улыбнувшись, насколько это позволяли замёрзшие губы. Алина откинула часть пледа, демонстративно подняв руку и кивнув, сказала.

-Давай поближе, нужно согреться.

Я подсел вплотную к ней так, что моя голова оказалась у неё на плече, и робко обнял её рукой, тетя Алина натянула мне плед на спину и выключила фонарь.

И так оперевшись о борт лодки, мы сидели молча, не шевелясь и слушая что происходит снаружи. Под брезентом было абсолютно темно и тихо, особенно после свистящего в ушах ветра, в убежище показалось очень тихо. А снаружи всё так же бушевала буря. Ветер взвывал и посвистывал, врываясь между досок сарая. Сарай скрипел и тарахтел оторванными досками. Озера уже практически небыло слышно. Все-таки это было хорошее убежище, чтобы переждать бурю. Сарай, какой-никакой, но всё-же, крыша и стены хоть как-то защищали от ветра и снега, а под плотным прорезиненным тентом потихоньку становилось теплее. Конечно, это было не очень приятно; уши заломило от боли, кончики пальцев кололи тысячи раскалённых иголок, губы и подбородок наконец зашевелились и заболел нос, но это были спасительные ощущения и я знал, что стоит немного подождать и потерпеть и всё будет нормально, ничего не отморожено.

Мысли отогревались быстрее всего, они хаотично носились в голове, выискивая и вываливая тысячи вопросов. Кто бы мог подумать, в такой ситуации можно было бы поговорить, задать множество вопросов, о которых думал там, глядя на неё между книжных полок. И даже отогревшиеся губы не помогли беспокойным мыслям. Мы просто сидели молча и слова казались лишними, мы сидели, прижавшись друг к другу, и думали каждый о своём ..., а о чём же думала она.

Не знаю, сколько прошло времени, я отогрелся и кажется, задремал и толи привык, толи снаружи стало тише. Я открыл глаза, но перед ними была только полная тьма. И в этой темноте ощущалось тепло и запах её тела слегка отдающий парфюмерией. Дыхание ее было спокойным и размеренным, как будто она спала. Только теперь я вдруг почувствовал волнение, и сердце как будто ударило сильнее в груди. Я её ощущал всем телом. Рядом со мной, прижимаясь, находилась женщина, да ещё и та самая, одна из немногих, которая будоражила моё воображение последние пару лет. И она была только моя и вокруг никого, только я и она рядышком под одним пледом. В груди что-то заныло, я даже представить не мог, что может быть вот так; что я буду сидеть, обнимаясь с ней. И эти мысли вдруг вытеснили всё и забили всю голову.

Мне было, приятно. Приятно от мыслей, приятно от её тепла и мягкости, аромата и дыхания. Я расслабился, сердце успокоилось, и я просто сидел и впитывал все эти ощущения. Все ещё не веря не до конца веря во всё происходящее. Да это было очень приятно.

Я слегка повернулся, устраиваясь по удобнее, и тут вдруг почувствовал под левой ладонью что-то объёмное и мягкое. Моя рука оказалось под полой её курточки, и пальцы ощутили слегка скользящую ткань её кофточки. Подсознательно я уже всё понял, но рука непроизвольно сжалась совсем слегка, только чтобы понять по ощущениям что это.

Это была её грудь, она легко поддавалась под моими пальцами. Я легонько сжал, надавливая лишь кончиками пальцев. Сместив слегка ладонь, я снова надавил пальцами, и они приятно отпружинили от её груди. Дыхание перехватило, и я почувствовал, как быстро твердеет моя плоть и мне хотелось всё больше и больше касаться ее. Больше я уже вообще не мог ни чём думать, сердце то замерало, то начинало бешено колотиться в груди. Время и всё вокруг потеряло смысл, я больше ничего не слышал и находился весь на кончиках своих пальцев, лишь ощущая навязчивый зуд в паху.

Я, кажется, сдавил чуть сильнее и тётя Алина глубоко вздохнула. Это на миг отрезвило меня, лицо моё загорелось и если бы не тьма мои щёки пылали бы алым цветом. Я вдруг понял, что Алина не спала, и сквозь стеснение я выдавил из себя, чуть приподняв голову туда - где мне казалось, должно было находиться её лицо.

-Простите... я... - я не знал что сказать.

Тётя Алина ответила не сразу, выждав паузу и полушёпотом, как будто кто-то мог услышать, так спокойно и одобряюще.

-Всё нормально.

Я растерялся, не ожидая такой реакции с её стороны, я думал, она спит и не почувствует, а она не спала и всё почувствовала и поняла. Мне было ужасно неловко, и я не знал, что мне делать и радовался лишь одному, что здесь так темно.

Алина пошевелилась, усаживаясь поудобнее, и моя рука соскользнула вниз с её груди, я вздохнул с облегчением, что всё решилось само собой, и мне не прийдётся убирать руку самому, борясь с собственными чувствами. И тут вдруг произошло то, что чуть не взорвало меня изнутри, мое сердце чуть не выпрыгнуло, кровь, казалась, моментально вскипела, а все мысли в ступоре зависли в голове.

Ничего не сказав, тётя Алина взяла своей правой рукой мою руку, сунула себе под кофточку.

Её тёплая грудь легла в мою ладонь, и я вдруг ощутил приятную мягкую, нежную кожу. Я стиснул грудь в своей ладони и почувствовал, как под пальцами набухает бутончик её соска. А дальше, дальше всё происходило как во сне, я ласкал её грудь, соски, наслаждался её упоительной ,нежной кожей.

Я чувствовал, как вздрагивает, колышется её тело, как сбивается её дыхание, как стучится её сердце, и волны наслаждения прокатываются у нас по телам. Я ещё никогда не испытывал таких ощущений, я просто весь таял и плавился в них, я хватал их жадно; как рыба глотает воздух на берегу. Это было чудо, легкие еле слышные стоны, срывающиеся с её губ, распаляли меня ещё больше. Мое тело и руки познавали всё больше и больше, и чем больше наслаждений получала она, тем приятнее становилось мне. Ладонь скользнула под край её шерстяных брюк, и пальцы оказались во влажной раскалённой промежности...

Алина прерывисто и глубоко вздохнула и, остановив мою руку, сдавленно от сбившегося дыхания прошептала:

-Макс, пожалуйста, не надо...

Я понял, что зашел не туда, далеко, дальше, чем мне было дозволено, мне бы радоваться, что хоть это позволили. Но пусть она старше, пусть я называл её тётя Алиной, сейчас она была просто женщиной, жаждущей женщиной, распалённой, открытой и беззащитной. Я понимал, что сейчас всё зависит от меня и стоит мне продолжить, она не сможет мне противостоять, она не в силах сопротивляться ни мне, не своим желаниям, ведь она тоже хотела этого, хотела.

И тут вдруг, как никогда в жизни, я почувствовал всю серьёзность и ответственность, так ясно и трезво. Пусть она в данный момент была моя, пусть я не дошёл до конца, но я остановился. Она открылась мне, доверилась и просила, полностью положившись на меня. И теперь всю жизнь, вспоминая об этом, я ещё ни разу не пожалел, и не пожалею о том, что произошло в том сарае.

Тётя Алина опустила кофточку и, нагнувшись, потянулась ко мне. Я почувствовал её горячее дыхание и поддался к ней. Наши губы соприкоснулись, влажные, мягкие, горячие. Тётя Алина принялась жадно целовать меня. Это было настолько потрясающе и чувственно, что впоследствии, я вольно и не вольно всё время пытался сравнить те новые ощущения с теми, что мне дала Алина.

Она прижалось ко мне щекой и тяжело дыша, прошептала мне в ухо:

-Спасибо.

Я не стал ничего говорить, разговоры тут уже точно были лишними, мы просто сидели, полулежа, обнявшись и оперевшись о борт лодки, просто молча, тихо, неподвижно, по родному, ощущая какое-то удовлетворение и легкость, свободу и раскрепощённость.

Мысли куда-то плавно уплывали и терялись, я уснул.

Тишина. Тишина, меня и разбудила, парадокс, но именно тишина, полная тишина меня и разбудила. Я открыл глаза, темнота, вокруг ни звука. Я пошарил рукой у ног между мной и тётей Алиной и мне в руку попался фонарик. Нажав на кнопку, вспыхнул свет маленькой лампочки. Я повернулся к Алине, она тихонько спала рядом, такая знакомая, родная, всё такая же привлекательная и манящая, и я, наклонившись, коснулся губами её губ.

Тётя Алина приоткрыла глаза и улыбнулась.

-Доброе утро - сказал я, и вложил фонарик в её руку:- Там тихо, похоже, пора идти.

Я выбрался из-под полога и встал, но чуть не упёрся головой в доски. В полумраке мне удалось рассмотреть странную картину. Крыша сарая обвалилась и нагромождением досок образовала шатёр над тем местом, где мы сидели под пологом. Сверху доски были завалены толстым слоем снега, и в промежутках между досок сквозь снег проникал бледный свет. Воздух был морозным, свежим, перехватывающим дыхание.

Оторвав от доски отщепившийся кусок, я стал пробивать проход сквозь снег, но сыпался сверху на руки и за шиворот, холодно покалывая кожу. Снаружи был совершенно другой мир. Все было белым, гладким, круглым. Лишь скала на белом фоне серым пятном стояла поотдаль. Снега было столько, что сарай на белом поле вырисовывался лишь таким же белым холмом. Было раннее утро, серое бледное небо низко нависало над землёй, вода поотдаль была неподвижна как зеркало. До посёлка тут как говорится рукой подать, но по такому снегу... похоже, это будет не легко.

Какая-то безмятежность, спокойствие были в этом внезапно появившемся чужом мире, вокруг тишина и ни звука. Все вокруг умерло и растворилось в этом белом снегу.

-Тётя Алина, я думаю нам нужно идти, уже утро, я жду вас здесь - крикнул я, осторожно спускаясь вниз и разгребая морозный снег.

Когда в проёме появилась Алинина голова, я подал её руку и помог выбраться наружу. Мы ещё долго карабкались вверх по склону, наконец, вышли на дорогу заваленную снегом и впереди, показались первые дома. Все вокруг было завалено снегом, деревья или были придавлены и расплющены по земле или стояли причудливыми большими шарами. В посёлке небыло видно ни одного человека, улицы и двери домов были завалены снегом. Этим утром ещё никто не выходил из дома и в посёлке, как и везде, стояла неестественная оглушающая тишина.

Мы подошли к дому. Тетя Алина всё ещё держалась за мою руку. Она как-то вопрошающе посмотрела мне в глаза.

Я всё понял... и молча, кивнул в ответ, затем улыбнулся и сказал;

-Ну все, вот и пришли, до свидания я думаю.

-Спасибо - произнесла Алина полушёпотом, и её пальцы задержались на кончиках моих пальцев.

Мы разошлись. Позже мы ещё не раз виделись, встречались взглядом, перекидывались парой фраз, но ничего более. У меня было много девчонок, всяких разных, я уезжал, приезжал, встречался, расходился, но тот случай, то, что дала мне Алина, я помнил всегда, и, наверное, буду помнить. И каждый раз, вспоминая об этом, на душе становилось как-то тепло и приятно.