Дядя Володя поднялся из – за стола навстречу Витьке и, не дав ему даже раздеться, подхватил на руки, вскинул до потолка, потом прижал к груди, чмокнул в щеку и, смеясь, произнес:

- «Не из породы, а в породу – один дедушка рысак!»

Больше Витька никогда не встречал Катю и ее маму – тетю Наташу…

В начале февраля мама умерла. В их дом потянулись мальчишки со всего квартала с подарками. Теперь, если на улице кто – то из мальчишек начинал задираться к Витьке, старшие тут же пресекали:

- «Ты что!!! Не тронь! У него мама умерла».

То, что у задиры отец погиб на фронте, как и у многих из ребят, вроде бы не считалось. У Витьки не только отца нет, у него мама умерла. И забияка тут же отходил.

В мае дядя Володя женился, и в доме появилась тетя Соня – студентка последнего курса мединститута. В комнате, где когда – то лежала Витькина мама, поселились квартиранты. Это были муж с женой - школьные учители, у которых много было книг, в том числе и детских, которые тетя Лида с удовольствием давала Витьке читать, а Витька с не меньшим удовольствием их читал. Книги, которые давала ему тетя Лида, имели одну особенность: над каждым словом была черточка, обозначавшая на каком слоге надо делать ударение. На кровати, на которой спали тетя Наташа с Катей, теперь разместились Витька с бабушкой, а на кровати около окна – дядя Володя с молодой женой тетей Соней. Вскоре, тетя Соня и дядя Володя уехали в Казахстан, куда она получила назначение в сельскую больницу после окончания института. Витька с бабушкой остались одни. Квартиранты теперь жили и в большой комнате. Это называлось «снимать угол». Подолгу они не задерживались и часто одних сменяли другие.

Витька теперь уже стал полноправным членом уличного мальчишьего братства. Теперь он участвовал во всех играх и походах: за тюльпанами в горы, на станцию, где стояли ни кем не охраняемые платформы, на которых, блестя на солнце, высились горки стреляных винтовочных гильз. Если взобраться на нее и покопаться, то можно было набрать не один десяток гильз, у которых капсюли были не сработавшими. Если такую гильзу положить на камень и хорошенько стукнуть другим, то раздавался сильный хлопок, похожий на выстрел из ружья.

А еще на другой платформе, загроможденной небольшими бочками, среди которых попадались без крышек, можно было набрать карбида, принести его домой и устроить салют из консервной банки. Часто, вечерами, ватага мальчишек, среди которых был и Витька, отправлялись к летнему, открытому кинотеатру Ала – Тоо на вечерний сеанс в кино, возле которого рос громадный карагач, в вечернее время превращавшийся в «ложу – люкс». В нее допускались только те, кто мог добраться до его ветвей, начинавшихся метрах в трех от земли. Иногда же Витька с ребятами наведывались смотреть кино в воинскую часть неподалеку. Территория части была обнесена по среднеазиатским традициям довольно высоким глиняным забором – дувалом. Вот на нем – то и размещались ребята, когда с субботу или в воскресенье в части крутили фильм «Чапаев», «Иван Никулин – русский матрос» или про Чкалова.

В 1948 году, когда закончился учебный год, школу семилетку, в которую ходил Витька, из здания у Дунганского базарчика перевели в настоящее школьное здание, и она стала именоваться «Средняя мужская русская им. А.М. Горького школа №1 гор. Фрунзе». Хотя она и именовалась «мужской», но еще целый год учились вместе с девочками. Школа была трехэтажная. Красного кирпича. Крыша здания школы была увенчана шеренгой печных труб. Стояла она в семи кварталах от Витькиного дома на улице Фрунзе. Перед ее фасадом был разбит большой цветник, по краям которого справа и слева, стояли белого камня «пионер», гордо вскинувший к небу горн, и такая же «пионерка», поднятой вверх рукой приветствующая идущих на занятия школьников. Позади них был парадный вход с широкими ступенями и высокими стеклянными дверями. Надо сказать, что двери эти никогда не открывались. Чтобы попасть в здание, надо было его обогнуть, войти в обширный двор, окаймленный глинобитным забором, вдоль которого с внешней стороны росли тополя, акации и раскидистые карагачи. Здесь были еще две двери размером гораздо меньше, чем те, которые красовались на фасаде, глядящем на магистральную улицу. Одна из них, располагавшаяся справа почти на углу здания, вела в квартиру директора школы. В те годы, что Витька учился в этой школе, директором ее была не молодая уже полноватая не высокого роста женщина Татьяна Васильевна Крашенинникова. Она же и вела в седьмых классах предмет «Конституция СССР». Другая дверь, располагавшаяся по центру, как и парадная, вела в холл.

Витька учился уже в шестом классе, когда комнату, в которой когда – то лежала его больная мама, заняла семья из четырех человек: конечно, мама, папа и с ними две дочки, одна из которых – Тамара - училась уже в девятом, а другая – Серафима - в седьмом классе. Случилось это уже после Нового года, когда началась третья четверть учебного года. Витька еще в четвертом классе записался в районную детскую библиотеку, которая располагалась в двух кварталах от его дома на той же Карасуйской улице по пути в школу, что представлялось очень удобным. А еще и в Городскую детскую, до которой нужно было шлепать чуть ли не через весь город. Учебники были в большом дефиците, и не у каждого был их полный комплект. Задачники по арифметике и потом по алгебре и геометрии, сборник упражнений по русскому языку Витьке еще удавалось приобретать в городском книжном магазине на деньги, вырученные от продажи тюльпанов, за которыми он с ребятами ходил в горы. Торговали ими вечерами обычно в Парке Панфилова у танцплощадки или у подъезда театра. По литературе, географии и истории Витьку выручала любовь к чтению. А еще «Занимательная физика», «Занимательная геометрия». Он не только брал книги домой, но и часто торчал в читальном зале городской библиотеки.

В библиотеках книги выдавались строго по возрасту. И, конечно, ученику пятого класса, ни под каким видом не дали бы «Анну Каренину» или «Воскресенье» Льва Николаевича Толстого. Не то было в читальном зале. Там книги лежали на столах, доступ к ним был свободным. Там - то Витька и познакомился впервые с романом «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. Печатался он несколькими выпусками в книжечках небольшого формата. Витьке попался на глаза не то первый, не то даже третий выпуск. Особого впечатления он на него, очевидно по малолетству, не произвел. Он даже автора не запомнил. А вот название «Доктор Живаго» почему – то врезалось в память. Это потом, спустя не один десяток лет уже в «перестройку» узнал он о Пастернаке и его романе, который, оказывается, является шедевром того страшного времени, когда почти все население страны сидело в ГУЛАГЕ или было расстреляно ради забавы.

По вечерам большая комната, в которой была плита, стоял обеденный стол и в которой спали Витька с бабушкой, превращалась в кают - кампанию или клуб. Все живущие в доме после ужина собирались вокруг стола, и начиналось веселье. Иногда играли в карты, а то затевались громкие читки книг. (Тогда – то Витька и узнал, что кроме Аркадия Гайдара, Пришвина, Бориса Житкова есть еще и Жорж Санд с романом «Консуэло», Ромен Роллан с его «Кола Брюньон» и другие, которых в библиотеке, как ни уговаривал, Витьке не давали). Часто вместо чтения Тамара и Серафима устраивали концерт. Тамара отлично играла на гитаре, а у Серафимы был замечательный голос. Когда она под аккомпанемент Тамариной гитары начинала петь, все в комнате затихали, а иногда и сами включались. Бывало, что Тамара и Серафима играли на гитаре в «четыре руки»: Тамара занята была струнами, а Серафима бралась за гриф и трясла его и гитару. Тогда гитара звучала совсем по другому, напоминая гавайскую.

Дни учебного года катились своим чередом. С утра занятия в школе, потом, не каждый день, однако, поход в библиотеку. И уже вечером Витька садился за уроки.

В этот день Витька оставался дома, увлеченный книгой, которую ему дал почитать один из одноклассников. Погода была «мерзопакостная», мокрая - то ли дождь со снегом, то ли снег с дождем. Книга называлась «Старая крепость». Она настолько увлекла, что Витька пытался читать ее еще по дороге домой из школы. Наскоро проглотив нехитрый обед, Витька забрался на постель и углубился в чтение. Бабушка куда – то ушла. Дома оставались только Витька и девочки, которые занимались у себя в комнате. Изредка то одна, то другая выскакивали за дверь во двор, и через некоторое время, не спеша, возвращаясь. Витька настолько был увлечен книгой, что особенно и не обращал внимания на их дефиляции. Очнулся он и оторвался от книги, только когда его тронули за плечо:

«Вить! Послушай».

У кровати стояла Серафима, одетая в домашний халат, из которого она уже давно явно выросла. Пуговиц на халате не было предусмотрено, он просто подпоясан был узеньким пояском, завязанным на бантик. Подол его значительно не доходил до Серафиминых мосластых коленок.

«Витя!» - повторила она: «Помоги. Тамара анатомию учит, а разобраться не может».

У Витьки зашевелилась мысль: а он – то чем тут может помочь? В шестом классе такого предмета еще не проходят. Он недоуменно смотрел на Серафиму. Из разъехавшихся в стороны лацканов воротника халата выглядывали начавшие уже расти холмики грудей.

«Пойдем к нам» - Серафима, взяв Витьку за руку, потянула с постели. Витька, подчиняясь, с сожалением отложил книжку и встал с кровати. Серафима метнулась к входной двери и накинула на петлю большой крючок, каким она закрывалась на ночь в целях безопасности. Потом повернулась к Витьке и потянула его за собой к себе в комнату. Тамара сидела за столиком, заваленным тетрадями, книгами, среди которых сиротливо ютились две чернильницы – непроливайки - непременный атрибут всякого школьника. Перед Тамарой лежала открытая книжка. На одной странице был текст, а вся другая была занята рисунком. Когда Витька подошел ближе, то увидел, что картинка представляет собой схематический рисунок в разрезе мужского тела. Хотя подпись под рисунком и утверждала, что здесь изображена мужская особь, но самого главного – то признака принадлежности к мужскому полу и не было.

«Витя!» - произнесла Тамара: « Дай посмотреть, как у вас там». И прикоснулась к низу его живота.

«Завтра у нас урок по анатомии» - продолжила она, просительно глядя Витьке в глаза.

Такая просьба привела его в немалое смущение.

«Покажи, не ломайся» - вступила Серафима, потянув Витьку к кровати, очевидно полагая, что в горизонтальном положении разглядывать Витькино хозяйство будет удобнее. Она подтолкнула его, заставив лечь поверх одеяла на постель. Потом потянула с него штаны вместе с трусами, оголяя живот, безволосый еще лобок и то самое, ради чего они и затеяли это. Тамара встала со стула и подошла к кровати. Витька приподнял попу, и Серафима спустила штаны и трусы, представив на обозрение его промежность. Витька смирился и смирно лежал на спине, подложив руки под голову, с интересом поглядывая на сестер. Ноги его были сдвинуты, так как трусы, стянутые до колен, мешали развести их по - шире. Поэтому взорам девчонок предстала едва выступавшая шишечка, увенчанная небольшим тоненьким отросточком из сморщенной кожи. На лице Тамары отразилось недоумение, и она разочарованно хмыкнула:

«Ну, Клавка и врушка!».

Серафима вопросительно глянула не нее.

«Да она распиналась, что эта штука всегда торчит в штанах, твердая, как палка, а к концу сужается. Самый конец залупой называется» - объяснила Тамара и, не церемонясь, двумя пальцами ухватилась за отросточек, пытаясь поднять писульку в вертикальное положение. Она вертела Витькин писюн и так и этак, разглядывая жилки.

- «Клавка говорила, что он к концу сужается, а тут смотри – набалдашина какая!» - Тамара подставила ладонь под Витькин писюн и пальцем другой провела по головке члена. От этого он дрогнул, стал наливаться кровью, крепнуть и прибавлять в размере. Тамара тут же обратила на это внимание:

«Ой! Гляди – ка, Симка. Он у него растет и твердеет» - обратилась она к сестре и стала раскачивать Витькин член из стороны в сторону.

«Да не так» - решил вмешаться Витька: «Вот так надо».

Витька высвободил одну руку из – под головы, большим и указательным пальцами обхватил член под головкой, поднял его с Тамариной ладони и стал водить ими вдоль ствола. Член еще больше отвердел, значительно прибавил в размере. Даже головка чуть выглянула на свет, показывая свой маленький ротик. Сестры с любопытством уставились. Витька согнул ноги в коленях и другой рукой попытался окончательно избавиться от трусов. Серафима с готовностью бросилась помочь ему и сдернула штаны и трусы с Витькиных ног. Витька раздвинул ноги, представив взорам сестер свое хозяйство в полном объеме: теперь стал виден и мешочек, болтающийся при ходьбе между ног, а теперь спокойно висящий, закрывая собой дырку задницы. Эта деталь Витькиного тела не осталась без внимания:

«А Клавка ничего не говорила про это» - констатировала Тамара некомпетентность таинственной Клавки и подхватила ладошкой Витькин мешочек.

«Это яйца» - авторитетно заявил Витька.

«Сейчас тепло, так они мягкие и большие. А когда холодно, они съеживаются» - добавил он, продолжая движение рукой по стволу теперь уже полностью отвердевшего члена.

«Дай мне» - потребовала Тамара, отстраняя Витькину руку.

Витька не протестовал. После нескольких движений пальцев Тамары по его члену, он взялся за запястье ее руки и подвигал, задавая темп. Тамара тут же подхватила и задвигала быстрее. Витька отдался приятным ощущениям. Вдруг он обратил внимание на Серафиму. Теперь она сидела на постели лицом к нему, откинувшись на спинку кровати и широко разведя ноги. Полы ее халатика разъехались, оголив ноги и низ живота и представив на всеобщее обозрение ее щелочку с пробивающимися волосиками. Глаза ее были широко раскрыты и направлены Витьке между ног. Ладошка ее руки быстро скользила щелочке. От действий Тамары Витькина писюлька превратилась в твердый член. Единственно, что головка его никак не хотела выглянуть наружу из своего укрытия, как Тамара ни старалась. Она попробовала оттянуть с головки кожу, чтобы открыть ее, но Витька возмутился:

«Не надо так! Больно!» - отстранил Тамарину руку от члена и потянулся за трусами. Он встал с постели и стал одеваться, считая сеанс оконченным. Его членик ,упрятанный в штаны, теперь терял свою упругость и уменьшался в размерах. Серафима продолжала водить рукой себе между ног.

Витька вышел из комнаты девочек, снова улегся на постель и взялся за книгу. Но чтение не шло на ум. Перед глазами стояли широко разведенные ноги Серафимы и ее ладошка в промежности.

На следующий день девчонки даже и не глядели в его сторону и занимались своими делами, как ни в чем не бывало. Прошло несколько дней. Витька ближе к вечеру, как обычно, пыхтел над геометрией. Решение задачки никак не приходило ему в голову.

Его занятия прервала Серафима. Обойдя стол, она вплотную подошла к Витьке, прислонившись бедром к нему, и наклонилась, заглядывая Витьке в глаза:

- «Вить! Ты чем занят?»

- «Да вот, геометрию делаю» - Витька попытался отодвинуться т Серафимы, но она еще плотнее прижала к нему свою ногу и даже положила руку на спинку стула. Витька явственно ощутил тепло тела Серафимы.

- «А что, не получается?»

- «Ага» - буркнул Витька.

- «Давай помогу»

Витька пододвинул Серафиме задачник и ткнул пальцев в задачу. Серафима двинула Витьку бедром и опустилась на освободившийся краешек стула. Теперь уже и бок ее прижался к боку Витьки. В две минуты она управилась с Витькиной задачей.

- «Ну вот, понял?»

- «Ага» - снова отозвался Витька.

- «Вить. Ты можешь взять для меня в библиотеке книжку Радищева? Нам по литературе задали» - рука Серафимы со спинки стула скользнула на Витькино плечо.

- «Попробую» - чувствуя себя в долгу за помощь по геометрии, отозвался Витька, смущенный теплом ее прижатого бока и руки на его плече.

-«Спасибо» - Серафима шаловливо толкнула его бедром так, что Витька чуть не слетел со стула, встала и потрепала его по стриженой под «нулевку» голове.

Витьке не без труда удалось – таки уговорить библиотекаршу Екатерину Степановну в Городской библиотеке дать ему в дополнение книгам, взятым для себя, еще и Радищева для Серафимы. С этого момента он часто брал в библиотеке нужные ей книги. А она исправно помогала ему по геометрии, которая была для него камнем преткновения.

На улице теплело. Просыхали огороды, арыки заполнились талой водой. Тополя и карагачи покрывались листвой. Вот и крыша Витькиного дома покрылась яркой зеленью, росшей на ней травы. Теперь Витька часто, взяв книгу, забирался на крышу и наслаждался чтением. Лестницы не было, но Витька приспособился лазать по двери. Однажды, когда он был уже на полпути к крыше, его окликнула Серафима:

- «Вить! Ты куда?»

- «Да на крышу, читать»

- « А можно, я с тобой?»

Витьке не очень – то хотелось, чтобы кто – то еще присутствовал при его времяпрепровождении в укромном месте.

- «Ну, давай» - не смог он отказать: «Только как ты полезешь?»

- «Да ничего, залезу с твоей помощью»

Витьке пришлось вернуться на землю.

- «Я сейчас. Книжку возьму» - и Серафима метнулась в комнату. Буквально через пару минут она снова появилась во дворе, неся книгу и свернутый коврик.

Забрав книгу у Серафимы, он ловко метнул ее на крышу.

- «Давай, залазь» - Витька взялся обеими руками за дверь, держа ее полуоткрытой:

«Берись вот здесь, подтянись, поставь ногу на ручку, потом ляжешь на живот и заползай. Дверь я подержу» - инструктировал он Серафиму. Коврик он закидывать не стал, решив передать его Серафиме, когда она окажется на крыше.

Серафима подошла к двери и полезла по ней на крышу. Когда она подтянулась на руках и поставила одну ногу на дверную ручку, Витьке, стоящему вплотную и удерживавшему дверь руками и подставленной ногой, открылся вид на скрытый под халатиком Серафимы завлекательный вид. Серафима по случаю теплой летней погоды была без трусиков. Поэтому ни что не мешало разглядеть щелочку, начавшую зарастать волосиками, во всей красе. От открывшейся картины Витьку обдало жаром. Но Серафима уже вползала на скат крыши. Забравшись на крышу, она перевернулась и села в ожидании Витьки. Витька протянул ей коврик. Попасть на крышу Витьке было гораздо сложнее, чем Серафиме: ему дверь никто не придерживал. Но это не смущало его. Он уже не один раз лазил на крышу, и приемы были отработаны. Взобравшись на дверь, он привычно бросил свое туловище на крышу. Витька животом плюхнулся на полотно крыши, дну ногу он успел забросить туда же.

Но неожиданно голова его уткнулась во что – то мягкое и теплое. Серафима сидела, отведя чуть в сторону и вытянув одну ногу, подогнув другую. Коротковатые полы халатика, задравшись, выставляли напоказ мосластые девчоночьи коленки и белые бедра Серафимы. Витька не сразу сообразил, во что он уперся головой. Подбородок его стукнулся в голень, а носом он почти уткнулся Серафиме в пах. В следующую секунду он совсем близко перед глазами увидел холмик лобка, уже значительно покрытый волосами. Вниз уходила щелочка, образованная плотно сомкнутыми губками. От совершенного напряжения при прыжке на крышу, Витька тяжело дышал широко открытым ртом. И шумно вырывающийся изо рта воздух обрушивался прямо Серафиме на ее сомкнутую щелочку и лобок. Так близко Витьке девчачьи прелести видеть не приходилось. Чувствовался даже какой – то незнакомый пряный запах. Серафима тоже не сразу сообразила, что она выставила на обозрение свое богатство. Витькины нога свисала с крыши, болтаясь в проеме двери, а заползти выше ему не давали Серафимины ноги.

«Отойди!» - зашипел он на Серафиму.

И тут только до нее дошла пикантность ситуации. Она хихикнула, не вставая, отползла повыше, запахнула полы халатика. Витька заполз повыше, поднялся на ноги.

«Пойдем сюда» - бросил он Серафиме и пошел вверх по склону крыши. Только одна комната дома была под земляной двускатной крышей. Две другие комнаты были под общей, тоже двускатной, камышовой крышей с чердаком, образованным потолком комнаты Витькиного дома и примыкавшего к нему соседского. Со стороны Витькиного дома чердак не был закрыт, и на него можно было свободно попасть. Чердак был пустой, если не считать валявшегося на Витькиной части какого – то сооружения из деревянных планок с прибитой к одной из них большой консервной банкой.

Серафима вопросительно взглянула на Витьку.

«Катапульта!» - с гордостью сообщил он: «С Володькой в прошлом году сделали» Витька уже было собрался рассказать, как они с Володькой обстреливали из нее сады на противоположном краю квартала, но Серафима, не проявив к этому интереса, отвернулась и занялась расстиланием коврика. Закончив, она опустилась на него и пригласила Витьку разместиться рядом. На ее лице все еще играла усмешка, свидетельствующая, что пикантность ситуации еще не покинула ее голову.

Витька лег на живот рядом с Серафимой и уткнулся в книгу. Серафима тоже развернула принесенную с собой книгу. Полы халатика снова сползли, открыв ее бедра, но Витька, углубившийся в приключения экспедиции Ливингстона в Африке, даже и не видел этого. Через некоторое время нога Серафимы поехала в сторону, и коленка ее уперлась в Витькин бок. Прикосновение голого тела девочки к его коже обдало его жаром, и в труса шевельнулся его значительно уже подросший со дня его приключений в санатории и с Катей дома писюн, который теперь уже можно было в стоячем состоянии вполне назвать «членом». Не подав вида и не отрываясь от книги, Витька слегка отодвинулся, но Серафимина коленка последовала за ним. Витька бросил беглый взгляд на Серафиму, но все ее внимание тоже было поглощено чтением. Витька еще отодвинулся и с живота лег на бок, отвернувшись от Серафимы.

Но теперь настойчивое колено Серафимы уперлось ему в спину где-то около лопаток, а голень вытянулась, плотно прижатая, вдоль так, что босая ступня уткнулась Витьке в попу, пытаясь раздвинуть ягодицы. Нууу. Такое дело Витьке уж совсем пришлось не по вкусу. Он снова перекатился на живот подальше от Серафимы, так, чтобы она не могла дотянуться до него ногой. Прошло несколько минут, и Витька почувствовал прикосновение к своей руке. С неудовольствием оторвавшись от книги, он скосил глаза. Серафима теперь лежала на боку, придвинувшись к Витьке, ладонь ее лежала на запястье его руки, обдавая все его тело неизъяснимым жаром, от которого его член все больше твердел и рвался из трусов.

«Витя» - Серафима еще ближе придвинулась к Витьке и, почти касаясь его уха, прошептала едва слышно: «А сделай мне еще так».

«Как – «так»?» - недоуменно спросил он Серафиму. Поняв, что читать дальше ему все равно не дадут, он захлопнул книгу, откатился от Серафимы, сел и перевел взгляд на Серафиму.

«Ну, так, как там, на краю, …когда ты на крышу лез» - уже по - громче сказала она. При этом на лицее ее сквозь загар проступил явный румянец.

Витька все еще не мог понять, чего от него хочет эта девчонка. Серафима тоже сел, подвернув под себя ступни ног, полы халата разъехались, открыв бедра почти до самого паха. Это не осталось без внимания Витькиного писюна. Он снова, вопреки Витькиной воле стал увеличиваться в размере.

«Подуй » - Серафима окончательно распахнула полы халатика, открыв низ живота, и ткнула пальцем себе между ног: «сюда».

«Когда ты там, на краю сюда ртом дунул,» - теперь Серафимин палец скользнул вниз вдоль щелочки, надавил. Заставляя расходиться в стороны губки. Перед Витькиным взором вверху раскрывшейся щели предстала небольшая шишечка, а вниз уходили, розовея, внутренние стенки внешних губок. От этого вида Витькин писюн взметнулся колом, и, не будь трусы достаточно просторными, он прорвал бы их тонкую ткань. Витька тоже покрылся румянцем, да еще и дыхание его стало тяжелее.

«Сделай» - Серафима опрокинулась на спину, откинула в стороны полы халатика и широко раздвинула ноги. Ладошки обеих ее рук легли на внешние губы и повели в стороны, обнажая малые губки, клитор (это Витька потом, много лет спустя, став уже достаточно взрослым, узнает, что эта «штучка», торчащая вверху между женских нижних губ, покрытых изрядно волосами, называется «клитор», а сейчас он эту штучку знал из разговоров с ребятами, как «секель»), под ним небольшое отверстие, служащее у девочек и женщин для тех же целей, что и «ротик» на головке его письки, и ниже широкое углубление, которое было перекрыто донышком с двумя или тремя маленькими дырочками.

Серафима нетерпеливо глядела на Витьку. Ему ничего не оставалось, как устроиться у нее между ног, оперевшись на руки, лечь на живот. Он приблизил свое лицо к раскрытым Серафиминым прелестям. В нос снова ударил незнакомый пряный запах. Витька набрал в грудь по - больше воздуха, сложил губы в трубочку и резко дунул.

«Нет, не так» - тут же отреагировала Серафима.

«Ты рот открой широко и медленно выдыхай» - выдала она инструкцию.

Витька, выполняя полученные указания, теперь носом глубоко вдыхал и, широко открывая рот, медленно выдыхал, стараясь чтобы воздух, попадал на широко раскрытое донышко.

«Ага! Вот так хорошо!» - оценила Витькины действия Серафима. Витька еще ближе приблизил свое лицо к промежности Серафимы и старался теперь по - больше набрать воздуха в грудь, с тем, чтобы выдох длился дольше.

«Ага! Ага! Еще! Так!» - комментировала Серафима каждый Витькин выдох.

Вдруг она согнула в коленях ноги и крепко сжала ими Витькину голову и тут же развела их в стороны. Теперь, каждый раз как Витька выдыхал из своей груди воздух Серафиме на ее раскрытые нижние губки, она крепко сжимала коленями голову Витьки.

Сколько времени это продолжалось, Витька сказать не мог, но когда он в очередной раз сделал глубокий вдох, Серафима вдруг резко распрямила свои ноги и в момент Витькиного выдоха резко подбросила вверх свой таз. Не ожидавший этого, Витька не среагировал и его широко раскрытый рот накрыл Серафимины прелести. В следующий момент Витька, конечно, резко отшатнулся, Но как ни быстро он это сделал. Губы его успели ощутить жар Серафиминых нижних губ, язык – солоноватый вкус влаги, скопившейся в углублении ниже клитора, и сильный, ничем не смягченный резкий запах. Но Серафима обеими руками схватила Витькину голову, потянула ее вниз к промежности. Попка ее метнулась вверх, навстречу. И снова Витькин рот и нос ткнулся в Серафимины влажные прелести. Вдобавок нос его уперся в лобок, редкие еще на нем волосы защекотали его так, что нестерпимо хотелось чихнуть. Губы его рта теперь были сжаты, но все равно ощущался жар. Витька пытался выскользнуть, но Серафима держала его теперь за уши.

Еще несколько раз подав верх попу, Серафима издала стон, сжала Витьку ногами, вытянулась всем телом и затихла, уронив свои ладошки с Витькиных ушей. Он, оставаясь между ее ног, сел на коленки и обиженно смотрел на нее. Лицо Серафимы раскраснелось, лоб покрылся капельками пота. Глаза были закрыты, руки, так же как и ноги, бессильно раскинуты в стороны. На губах играла едва заметная довольная улыбка. Витька шевельнулся, чтобы выбраться из Серафиминых раскинутых ног, но сделать этого он не успел. Серафима открыла глаза, вскинула к Витьке руки, схватив его за запястья, и села. После этого, обхватив его руками за шею, откинулась назад на спину, увлекая Витьку за собой. Теперь он грудью и животом лежал на Серафиме, крепко прижатый к ее груди.

Ноги его были вытянуты между ног Серафимы. Его колом стоящий писюн упирался ей во что – то там между ног. Даже сквозь трусы ощущался жар ее губок. Снова схватив Витьку за уши ( он еще не дорос до восьмого класса, и поэтому обязан был стричься наг оло под «нулевку», так что Серафиме удерживать Витьку, кроме как за уши, было не за что ухватить), Серафима потянула его голову к себе. Удерживая его за уши, она крепко прижалась своими губами к его губам, потом отстранилась:

«Ой, Витя! Спасибо! Как хорошо было!» - и снова прижалась к его губам. После этого Витьке не оставалось ничего другого, как простить Серафиме ее выходку, что он и сделал, не произнеся вслух, и в ответ на ее поцелуи он крепко вжался низом своего живота в ее промежность. В ответ Серафима сжала его ногами и подалась, на сколько это было возможно, своей попкой ему навстречу. Витька немного отстранил низ своего живота, а потом снова вжал его в теплую Серафимину промежность. И снова Серафима подалась ему навстречу. Поняв, что серафима вовсе не против Витькиных таких действий, он продолжил свое упражнение. Теперь Витька почувствовал, что его трусы от таких действий стали слегка влажными, но это его нисколько не останавливало, и он с удовольствием продолжал свои ритмичные прижимания. Каким – то образом Серафима умудрилась расстегнуть пуговки своего халатика, и вытянуть из под Витьки полы, оголив грудь и живот. Теперь Витькина голая грудь (он был в одних трусах, без майки) и часть живота (по строжайшим мальчишичьим правилам «Ниже пупа не носить» резинка Витькиных трусов располагалась значительно выше пупка. Правило это, надо сказать, Витька соблюдал даже, когда стал Виктором Петровичем) соприкасалась с обнаженной грудью и животом Серафимы. И это соприкосновение вызывало приятные ощущения.

Вдруг Серафима снова обняла Витьку за шею, прижалась всем телом и низом живота и прошептала в ухо:

«Вить. А трусы сними».

И опустила свои руки с шеи Витьки, давая ему возможность выполнить ее просьбу.

Витька поднялся на ноги. На трусах в том месте. которым он прижимался к Серафиминым прелестям, выделялось мокрое пятно.

Витька быстро спустил трусы, освободил от них ноги, и положил их в сторонке в надежде, что они еще успеют просохнуть. Серафима же села и с интересом смотрела на Витьку. Собственно не столько на него самого, сколько на низ его живота, где гордо вздымал только еще слегка приоткрытую головку, его будущее мужское достоинство, а сейчас простой мальчишечий писюн. Но Серафиме он явно нравился. Когда они с сестрой упросили Витьку показать им его хозяйство, она особенно и не разглядела его, так как занялась тогда своими прелестями. Теперь же ей никто не мешал, и он был в полном (она, по - крайней мере, так считала) ее распоряжении. Она, окончательно скинув халат и не вставая, подползла к Витьке по – ближе, взглянула вопросительно ему в лицо, как – будто спрашивая разрешения. И не особенно беспокоясь о получении его, протянула руку, двумя пальцами обхватила вздыбленный Витькин член и покачала его из стороны в сторону, как – будто испытывая его на прочность. Потом всей ладошкой накрыла его, прижав к животу, и поводила ею вверх вниз. При этом она снова подняла голову, заглядывая Витьке в глаза, как бы спрашивая: «так?». Затем она поднялась на ноги, улыбаясь, обхватила ладошкой Витькин член и потянула за собой к расстеленному коврику.

Подойдя к нему, она, все так же, не выпуская из ладони член, легла на спину и потянула Витьку на себя. Витька опустился на нее, втиснув свои ноги между ее бедер, раздвинул их и прижал свой член к Серафиминому лобку.

«Вить! Тамара говорила, что там дырочка есть. Ты его туда, в нее» - зашептала Серафима, подавая вперед и покачивая из стороны попку, как бы ловя своей дырочкой Витькин стволик. Витька не оставался безучастным и, тоже елозя своей попкой, старался найти членом ту самую дырочку. Серафима не выдержала, просунула свою руку между животами, нащупала член и, обхватив его ладонью, стала направлять указанную Тамарой дырочку. Другая ее рука тоже протиснулась туда, к промежности и пальцы ее раздвигали щель по шире, обеспечивая доступ Витькиному писюну. Вскоре ей это удалось, и Витька почувствовал, что член его погружается, как и тогда с Катей, в глубину. И опять, как и тогда, он уперся во что – то там такое теплое и не пускающее дальше.

Но у Серафимы, в отличие от Кати, там было не только тепло, но еще и очень мокро и от этого скользко. Поняв, что Витькин член на верном пути, Серафима вынула свои руки из промежности и положила обе их на Витькину попку, как – будто опасаясь, что он в самый ответственный момент сбежит. Витька теперь стал ритмично качать своей попкой, стараясь погрузить вой писюн по глубже в Серафиму. Первый раз, когда Витькина попка пошла верх и писюн стал выходить из щелки, Серафима, не поняв происходящего, вцепилась ладонями в Витькины ягодицы и стала с силой прижимать их обратно. Витька шевельнул попкой вправо, влево, как бы пытаясь освободиться от непонятливых рук:

«Не мешай» - дунул он Серафиме в ухо. Она ослабила нажим и подчинилась Витькиному ритму.

Когда в очередной раз головка члена уперлась в донышко углубления, Витька резко и с силой подал попку вперед, посылая на прорыв своего бойца. И преграда была прорвана.

«Ай!! Больно!»- вскрикнула Серафима, но рук с Витькиной попки не убрала, но еще сильнее прижала ее к своей промежности. Витька почувствовал, что член проваливается куда – то в глубину, раздвигая своей головкой податливые влажные стенки. Наконец .его лобок уперся в лобок Серафимы, и Витьке пришлось остановиться. Двинуться попкой назад, чтобы потом снова ринуться в глубину Серафиминого влагалища, он не мог - ладошки Серафимы крепко удерживали его попку. Серафима стала ритмично подаваться своей попкой вверх, поднимая за одно и Витьку на себе. Но член при этом внутри влагалища не двигался. И снова Витьке пришлось потребовать от Серафимы, чтобы она не сковывала его. Серафима вняла Витькиному ультиматуму и ослабила нажим ладошек на Витькину попку. Теперь Витька мог свободно двигать членом во влагалище. Серафима стала подаваться ему навстречу, высоко вскидывая свою попку и сжимая своими бедрами Витькины ноги. Головка Витькиного члена еще не была полностью раскрыта, поэтому, подавая писюн в глубину влагалища, Витька испытывал небольшой дискомфорт, но он компенсировался приятными ощущениями от соприкосновения члена со стенками влагалища, от прикосновений его голого еще лобка с лобком Серафимы, покрытого, хотя и редкими еще, волосами, вызывающими щекочущие ощущения. Приятны были ощущения и от соприкосновения их голых животов грудей.

Спермы или «молофьи» - по уличной терминологии - у Витьки еще не было, член у него стоял, что называется, «железно», поэтому Витька качал Серафиму в свое и ее удовольствие. Движения Серафиминой попки навстречу Витькиному члену становились все размашистей, резче. Она все громче стонала, ладошки рук ее теперь летали по всей Витькиной спине, задерживаясь не надолго на Витькиной попке. Ноги ее то елозили по коврику, разъзжаясь широко в стороны, то сжимали его вздыбленными вверх коленями. Витькина спина и грудь начали уже покрываться потом, изо рта вырывалось тяжелое дыхание. А Серафима все не успокаивалась. Она тоже уже покрылась потом.

«Ой, не могу! Витя, не могу!» - вскрикивала Серафима, мотая из стороны в сторону головой, и так высоко и резко подбрасывая попку вверх, что Витьке, чтобы не слететь с нее приходилось цепляться за ее шею. Слыша ее «Не могу», Витька вознамерился было уже слезть с нее, но она обхватила руками его спину, ноги свои переплела с его ногами, прижала его к своему животу, не давая ему возможности покинуть ее.

Но вот, наконец, Серафима особенно сильно и высоко вскинула попку, сжала Витьку руками и ногами, замотала головой:

«АААА!» - вырвалось из ее горла, и она обмякла, расслабилась. Снова руки ее бессильно лежали на коврике, ноги раздвинулись. Витька тоже остановился, тяжело дыша, еще некоторое время не вынимал член из влагалища, расслабленно лежал на ее животе.

Но вот Серафима шевельнулась, открыла глаза. С улыбкой глянув на Витьку, она, уперлась рукой ему в бок и выдыхнула:

«Ой, все! Слазь, приехали»

Витька скатился с Серафимы и лег расслабленно на спину рядом с ней. Серафима приподнялась на локте, а потом навалилась грудью на Витьку, перекинула одну ногу через его ногу, оседлав таким образом его бедро, обхватила его рукой и поцеловала в грудь возле шеи, а потом и в губы.

«Ой, Витькааа» - счастливо пропела и снова прижала свои губы к его губам.

Потом отлипла от него, села рядом и ойкнула:

«Вить! Глянь» - дотронулась она до его лобка, пальцем провела по нему и показала Витьке. Палец был в крови. У нее тоже весь низ живота и даже бедра были в крови. Кровь сочилась из ее щелочки, и на коврике между ее ног уже натекла небольшая лужица. Серафима опустила ладошку себе между ног и прижала ее к губкам.

«Больновато» - констатировала Серафима. Ладонь была вся в крови.

У Витьки лобок и бедра между ног тоже были измазаны кровью. Мазки крови были даже и на ноге, к которой Серафима прижималась, целуя Витьку.

«Ой! А я и тряпочек не взяла. И вытереть не чем» - сокрушалась Серафима.

«А, ладно. Халат – то на что! » - вдруг повеселела она. Поднялась на ноги и шагнула к лежащему в стороне халату. По внутренней части бедра поползла красная ниточка крови. Подхватив с пола халат, Серафима подошла к Витьке и стала изнанкой халата обтирать с него кровь. Обтерев кровь и с себя, она надела халат, застегнула все пуговицы и присела на коврик и рассмеялась:

«Во, начитались!»

По всему было видно, что она Серафима очень довольна произошедшим и не против, как – нибудь еще повторить.

Они посидели еще некоторое время, делясь впечатлениями. Потом подхватили принесенные книжки.

«А подстилка пусть здесь лежит» - вынесла постановление Серафима, и озорно стрельнув глазками в Витьку, добавила: «Еще пригодится. Пошли».

Слезали с крыши так же по двери. Только первым спустился Витька, сбросив на землю свою и Серафимину книги. Теперь, держа для Серафимы дверное полотно ,он не стесняясь глядел ей под подол халата, пока она с крыши перелезала на дверь и спускалась на землю.