Часть третья

Меня прервали мысли от Сережкиного рассказа, о том как его насиловали девчонки в его секции, и это было ещё раз сказанное слово «Трахома».

- Трахома, попробуй хорошо откачать ему. Мы потом поиграем с ним по очереди после тебя. "Что они задумали с нами?"- все в голове перемешалось.

Когда я услыхал знакомую кличку, то сразу вспомнил, что в нашем селе жил паренек, и с которым мы дружили, пока он с матерью не переехал в другой поселок.

Трахома, такая кличка была этого паренька, что с таким усердием дрочил мой хуй. Стыд был такой, что я уже не смотрел никуда, а был в каком-то забытьи. Его кулак ходил, как поршень по моему стояку. 17 сантиметров моего дружка, явно, его самого возбудили. Я увидел это, когда все же раскрыл глаза. Наступила тишина в этот самый момент, и только единожды какой-то тип указал какому-то пареньку, чтобы он не симулировал от других. Все парнишки дрочили, такого коллективного действия я давно не видел.

Мы дрочили с мальчишками, ещё в 6-ом классе, и ничего в этом плохого не видели. Был в нашем классе заводила таких сексуальных забав, и звали его Славка. Он всегда чего-то предлагал, чтобы мы поразвлеклись со своими писунами. Вот тогда-то я насмотрелся на это. Мне, откровенно, нравилось это, и никто из ребят не отказывался. Пацанкий коллектив это - такое дело, если не будешь, то тебя засмеют или еще чего хуже дадут какую-то кликуху. Вот и здесь, оказавшись в лесу среди этой компании, вспомнил случай своих минувших дней.

Вспомнились мне те времена, когда мы в этом не видели особого стеснения, годы сексуального влечения и познания. Это могло быть в разных местах, где мы оказывались неуязвимыми для других глаз. Оголив свои раздроченные писуны, мы должны были стрелять спермой на расстояние. Побеждал тот - у кого дальше выстреливал. Я не отставал и иногда побеждал, т.к. был очень сексуален.

Представить себе не мог, что выстрелю семенем, аж за метр сорок, тогда никто этот рекорд не покорил. Все ребята были разными: как размерами писунов, а так же окраской и покровом лобков; у некоторых ребят были совсем голенькие. Тогда значение не имело у кого какой. Среди нас выделялся один пацан, у которого по-настоящему был длинный член. Завистью мы никак не страдали, но такой гигант интересовал всех; представьте себе, что в длину его можно было измерить двумя с половиной кулаками; но каким же он был в возбужденном состоянии. Впервые видел у своего сверстника, и мне хотелось потрогать чужой писун и даже подрочить. Всё в моей голове перевернулось и смешалось: в один момент проносились разные сюжеты из того небольшого запаса моих сексуальных познаний. Теперь я был свидетелем того, что уже проходил, но я с другом у них был в заложниках.

« Трахома, Трахома что-то знакомое», теперь всплыло в моей памяти эта кличка… Так мы в детстве обзывали одного

мальчишку из нашего села, в который мы сегодня и пробрались, и звали его Митька. Неужели это он и есть?

Его мать работала шеф-поваром в санатории, иногда нам что-то перепадало от неё. «Очень странно, что за ним сохранилась эта кличка. Кто мог проговориться о ней на новом месте проживания?» … такие мысли витали в моей голове.

У Митьки болели глаза, и он смазывал мазью веки, которые блестели от этого. Говорили, что это заразная болезнь глаз, и по названию болезни дали ему такую кличку. Это было тогда лет восемь назад, и нам уже было по 8 лет. Глаза у него всегда были воспалены и ему их лечили. По какой-то причине, а может и другой (по этой обидной кличке), они сменили место жительства. Потом у них была очень тесная комнатка, а другого жилья им не предлагали. Мы очень часто навещали их комнатку, и его мама-повар нас угощала какими-то вкусностями, чаще всего пышными оладьями. Мы едва вмещались в маленькую комнатёнку, но в тесноте не в обиде. Говорили, что они стали жить недалеко, ближе к городу; и в этот раз мы с Данилом оказались рядом с этим поселком. Присмотревшись к этому Трахоме, я увидел знакомые глаза и сразу признал его, но не стал подавать виду. Если нам было уже под 16 лет, то и ему было не меньше.

В таком возрасте изменения были существенными, и узнать его можно было только по существенным отличиям. Он стал взрослей, но веки были утолщенными, такими же, как тогда в те времена. Пополневшее тело его еще раз убедило меня; что его мать (тётя Катя), работая поварихой, заботливо взращивала своё чадо. Петька был упитанным пареньком, и мы его обзывали иногда и «толстый», он на это не обращал внимания. Его фамилию не буду называть, так как она соответствовала его комплекции, и он, если прочитает, сразу раскусит автора.

« Митяй, это ты что ли?» - чуть было не выдавил я из себя. Мне не хотелось выдавать себя и друга, чтобы не создавать проблем. Он не прекращая, занимался с моим писуном и старался усердно его дрочить. Мне нравилось, что вытворяли пацаны. Я даже, забыл про разбитую губу и успокоившись, снова на время закрыл глаза. Мои похотливые действия проявлялись и сейчас.

Память сразу меня унесла в те прошлые времена, и все стало таким близким и знакомым. И только теперь вспомнилось, то, что приходилось иногда вспоминать: Митька уехал из нашего села, когда уже окончили 3 класса, мы тогда скучали, что его рядом нет. Нам с ним было очень интересно в том плане, что он нас снабжал едой, так как мать работала на пищеблоке. Повара всегда что-то тащили с кухни, и мы про это знали. Петьку всегда просили что-нибудь притащить из съестного, когда мы компанией шли надолго гулять на реку, заранее предупредив родных.

В теплые летние деньки особенно были привлекательными и очень забавными. Только начинала буйно расти трава, деревья покрывались своими густыми зелеными кронами, черемуха особенно выделялась своим благоуханием. Для нас это было все так интересно, мы старались за всем наблюдать. Лягушек в этих местах было много, и их нескончаемое кваканье разносилось далеко; в это время они в соседнем пруду наметали икру. Вся прибрежная вода была затянута икрой; мы с ребятами следили за появлением головастиков, а затем и лягушат. Были такие вредители, которые выталкивали икру на сушу, и она погибала. Вот в такое время мы и любили на долго исчезать из дома, и этим местом была река.

У нас на речке был свой остров, на который нам приходилось перебираться; он располагался посреди речки. Место было интересно тем, что здесь водились выдры, и мы не раз замечали их в воде. Но, когда мы появлялись, они сразу прятались в своих убежищах. Мы брали с собой пару самодельных удочек, чтобы сослаться, что идем ловить рыбу; но улов чаще был неудачным, и это нас никак не расстраивало. Мы разжигали костер, в золе пекли картошку, в котелке (из большой жестяной банки из-под повидла) варили уху и чай. Бутерброды с маслом, оладьи и сыр приносил наш снабженец Митька ( Трахома), а мы всякую мелочь. Удавалось попробовать сочные сардельки; мать для него ничего не жалела, и мы не голодали.

Немного порыбачив и пообедав, мы приступали к играм в картишки: играли в Дурака или Кулёму, но и это начинало со временем надоедать. От жары решили совсем раздеться и, чтобы не мочить трусы в реке, уже загорали нагишом. Нам никто не мог помешать на нашем островке. Мы привыкли к такому нашему общению, но посматривали на нашу обнаженность и на свои писуны и попки. Иногда бросали в адрес интимных мест своих дружков какие-то колкости и остроты: типа таких - что-то он у тебя такой унылый? или сносил бы его пописать. - А покажи-ка свою улитку (так из раковины вылезает её головка), а по попу и того много всяких шутливых эпитетов.

Не помню, кто из нас первым решил играть в карты на то, что проигравший должен был дрочить у игрока, которого выберет большинство, возможно, им был и я. Писуны у нас еще не были опушенными, тогда было нам еще по 9лет. Я уже до школы дрочил и мне всегда было приятно это делать. Мой писун свободно залупался, а при дрочке краснел до такого состояния, что я ощущал сладострастие, моё тело пробивала приятная судорога. Мой членик ( хуёк) вытворял такие сказочные чудеса, что я быстро эрегировал, и он затем с невероятной амплитудой дергался. Залупка отливалась особым блеском, я часто за этим наблюдал через настенное зеркало на стене. Мне было приятно находиться перед ним и в основном в обнаженном виде. Я сам извращался перед самим собой в разных позах, писун торчал в боевой готовности, и это меня очень увлекало. Это самое увлекательное сексуальное время было у меня, и, кажется, каждого мальчишки на земле.

Казалось бы, над нами можно сказать «издеваются», а в моей голове плодятся такие сексуальные воспоминания, и я ничего не могу с этим поделать. Говорить невозможно, рот заткнут кляпом из моих плавок, и мне больно от рассеченной губы. И я озабочен другим;всплыл и такой ещё факт.

А вот у дядьки в гостях обнажался перед трельяжем, перед которым ощущения были другие, его створки можно было повернуть так, чтобы видеть другие места тела. Я представлял себя натурщиком, чтобы любоваться своим естеством. Во мне происходили очень сладостные ощущения, которые называют оргазмом, я тогда не знал, как его зовут; быстрее я назвал бы это неземным чувством.

Когда я уже буду в 5 классе, и снова буду гостить у дяди Севы, то забрызгаю своей спермой зеркало трельяжа. Получилось так, что не смог ожидать мощь струи и окатил зеркало, не успев ничего поделать. Хотел справить похоть до прихода бабушки, но не смог, едва ноги унёс, чтобы спрятаться от неё под одеялом. Бабушка оказалась неглупой женщиной и догадалась, что я делал перед зеркалом: ручейки спермы на стекле и мои трусы на трельяже выдавали меня с потрохами. Через несколько минут я услышал голос бабушки.

- Внучок, а кто будет убираться после тебя? Иди ко мне и не хитри.

Мне было неприятно, я покраснел от стыда, уши горели. Мне пришлось стыдиться за свою похоть, я всё же вышел нагишом, прикрывая своего дружка. Бабушка улыбалась и никак не хотела меня ругать и расстраивать, как это делают некоторые родители и взрослые. Она, возможно, понимала, что это может нанести мне душевную травму, и я не смогу потом радоваться своим мальчишеским достоинством и наслаждением.

- Ну-ка покажи своего соловушку, не бойся. Я не такое видела, проработав в госпитале с раненными солдатами. Она мне до этого много раз рассказывала, как ухаживала за солдатами и офицерами во время войны, но чтобы она видела их писуны, она мне не говорила. Я не мог представить, что и как это могло быть.

- Я была сестрой-санитаркой, и помогала больным исполнять нужду, когда они нуждались в моей помощи. Только это были взрослые юноши и мужчины. Много перевидала писунов и разных, а твой соловей, и тем более мне не страшен.

Я полностью показал дружка, и она увидела его. Он ещё был мокрым от спермы и покрасневшим; головкой свисая вниз; он еще не съёжился до предела, а был где-то сантиметров в 13-ть. Залупка немного ещё выглядывала, я в этот момент видел себя в зеркале трельяжа. Волоски на лобке еще были редкими, а такой густой полянкой как теперь в 16-й год. Они быстрее были шелковистыми и пушистыми. Я этим гордился, что у меня есть волоски. В общественной бане я уже не выглядел белой вороной, но у некоторых моих сверстников лобки ещё были полностью голенькими.

- У тебя уже есть чем стрелять. Я сначала не понял о чем она ведет речь, но до меня дошло, что она говорит про мою малафью.

Бабушка присела на низкий пуфик, что стоял возле трельяжа, и нежно стянула с моего писуна крайнюю плоть: моя залупка оголилась полностью. Мне было очень приятно от прикосновения чужих рук. Доверившись ей - свой бабе, на моих глазах пипис стал увеличиваться. Я только успевал заглатывать слюну, в такой волнительный момент и смотрел на своего твердеющего дружка. Мне так стало щекотно, что я свёл коленки, чтобы не потерять сознание; такую усладу мне чувствовать приятно и в то же время страшновато. Стоячок был очень твердый, и я сразу вспомнил лоханку (влагалище).

Я видел бабушкину щель, так близко, как на ладони, это было в парке, когда мы загорали. Тогда она спала и не знала, что край её трусиков неудачно для неё был сдвинут. Тогда её мандища ( так называлось женская взросла пизда) предстала в своём естестве, и мы с братом долго рассматривали старую половую щель. Она совсем была не такой, как у моих
знакомых девчонок. Я понял, что это оттого, что её всё время ебли; она сама могла её трогать и возбуждать. А как это делается, я видел наяву у девочек. Только видно было расщелину, из которой выступали тёмные складки кожи похожие куриные гребешки.

По краям бабушкиной старческой щели росли волосы, которые вперемешку с тёмными и седыми простирались до самой промежности. Я тогда даже понюхал, чем она может пахнуть, но ничего неприятного она на меня не произвела. Хотелось дотронуться до её клитора, он располагался вверху у самого свода щелки. Все происходящее было и захватывающе любопытным и в тоже время стыдливым, что я что-то делаю недозволенное.

Это место мне было знакомо с детства, я дрочил своей подружке еще в детсадовском возрасте. Я знал, как он твердеет и увеличивается, я сам приходил в такое состояние, что мой писун напрягался. Интересен был сам процесс, когда я это делал у моей Танюшки. Вверху «пирожка» как бы таилась маленькая писька, и при возбуждении выступала розовая залупка, как у мальчиков. Таня сама раздвигала пальчиками губки писи, а её «раковина» становилась алой от наших совместных воздействий. Но бабушкин клитор настолько был большой, что сравнивать теперь не было смысла. Я только мог себе представлять сколько раз она его могла за свою жизнь дрочить?? А то, что этим занимаются взрослые тети, я знал не понаслышке.

- Да он у тебя такой красивый, настоящий поющий соловушка. Бабушка говорила и тем временем водила пальчиками туда-сюда, и я, не поверите, был уже на грани извержения.

- Щекотно, сейчас кончу…. Я, даже, не понимал, что я говорю, словно она мне была ровесница.

Бабушка сильнее и быстрее стала водить по моему стволу, и в моих глазах появился туман и такое чувственное сладострастие. Из меня снова выстрелила сперма, но не так много, как в первый эякулят, которым залил трельяж.

В этот момент моих воспоминаний, пока Трахома дрочил его, и у меня произошло то же самое, что тогда у бабушки. Всё сошлись в одном месте мои мысли и дела. Я очухался и открыл глаза. Испугался, что получу по-полной, но все обошлось: и на Митькиной щеке увидел сползающие вниз ручейки спермы. Мой писун в неистовстве бился в руках Митяя, извергая из себя моё скопившееся семя.

( продолжение следует)