Не сказать, что небольшой «инцидент» с Тишкой круто изменил плавное течение моей жизни. События того дня быстро изгладились в памяти, и чем быстрее заживала нога, тем больше в голове вертелись еженощные мысли о футболе, приколах и конечно же улице. Да, именно улица была средоточием интересов всей нашей компании, волшебным местом, где детство и взрослая жизнь тянут в противоположные стороны одеяло юности, и совершенно нормальным мне казалось зажать после школы свою плоскогрудую подружку под козырьком подвального спуска, и, вдоволь насосавшись и облобызав её острые сосочки, в приподнятом настроении присоединиться к своим корешам и гонять мяч до тех пор, пока над горами не заалеет закатная полоса. Тема и Ванек также не теряли зря времени.

Тот матч с «поречными» стал памятным не только для меня с Тишкой, но и для Темы, который высмотрел в толпе болельщиков противника добротную деваху с телосложением эпохи Ренессанса и записался в кружок каратэ, чтобы при случае сразиться за свою любовь на чужой территории. Ванек все старался ухлестнуть за одной рыжей бестией-старшеклассницей, чьим кредо был развод юнцов на бухло и побрякушки, и за возможность сводить стервозную проблядь в кино нужно было выложить пред принцессой полторашку «Живого» или дешевые серьги из популярной в те годы серии бижутерии.

Тишка отдалился от нас. После нашего «дружеского передергивания», на день моего совершеннолетия, мы ни разу не поднимали эту тему, да и в целом общение ограничивалось редкими прогулками до дома, когда у Тишки был свободный день в кружке борьбы, а у меня не было желания предаваться уличным развлечениям. Борьбой Тишка начал заниматься скорее для того, чтобы занять свободное время, и особыми успехами не блистал, хотя на его торсе очень красивыми линиями завихрились мышцы, и по-юношески изящное тело бывшего пловца перерождалось в угловато-мощную фигуру бодибилдера.

Так прошла осень и наступила зима. 7 ноября, в день Великой Октябрьской революции решением нашего старого педсовета, сплошь состоявшего из коммунистов, все вышли на импровизированную демонстрацию. Все классы, за исключением нашего, выстроились в шеренги во дворе школы и битый час пестрая кодла школьников и учителей слушала нашего тормозного директора, вещавшего с помоста о значении сего великого дня.

Наш класс был «наказан» за образцовый прогул дополнительных занятий неделей ранее, и пока все радовались Красному Октябрю, нам поручили убрать школу под неусыпным надзором нашего классного руководителя, уже успешно съебавшего. А потому все разбрелись по своим делам и с довольными харями посматривали из окон на красную демонстрацию, руководители которой тщетно пытались построить школят в некое подобие пешей колонны. Наконец, толпа двинулась.

Прошатавшись без дела какое-то время, я, как и многие одноклассники, поотрывался в физкультурном зале. Моей плоскодонки в школе не было, ибо её накрыла первая волна эпидемии. Чисто случайно я наткнулся на древнюю радиолу «Романтика», вытащенную кем-то из закромов школы в предпраздничном хаосе. Такие вещи интересовали меня своей стариной и элегантно-продуманным дизайном. И вот, не сумев запустить эту рухлядь, я поволок её в кабинет труда, по пути попросив помочь бездельно мечтающего у окна Тишку. Вдвоем мы еле-еле доперли бандуру, и как только ножки радиолы опустились на рабочий стол, мой хребет издал пронзительный «щёлк» и меня скрутило. Спасибо Тишке, он бережно поддерживал меня и усадил на скамейку, отправившись за помощью.

Когда первые спазмы боли отпустили, я потихоньку выпрямился на скамье. Боль пульсировала от левого плеча к тазу и обратно, постепенно ослабевая. Однако попытка, поджав под себя ноги, перекатиться на задницу и, свесившись со скамьи, полуприсесть, вызвала новый приступ, да такой, что из глаз брызнули слезы.

Тишка пришел один, но с аптечкой.

-Походу, все рванули с концами. - Сказал он, садясь у моих ног и открывая аптечку. – Я видел кожанку Черепа в пролете меж гаражами. Так, глянем, что у нас есть.

-Блин, я сесть не могу. Бросай меня, Тиш, передай чувакам, что я умер романтиком. – Шутить было больно.

-Скорее, убит «Романтикой». – Схохмил он серьёзным тоном. – Не драматизируй, обычное растяжение, у нас на тренировках такое частенько бывает. – Он отложил аптечку.

-Вот какого хрена я такой хрустальный. – От жалости к себе я растирал недавно зажившую ногу, которая за компанию со спиной начала противно побаливать.

-Ты вот что, потерпи немного, у меня в рюкзаке должна быть прогревающая мазь. Блин, сразу не вспомнил. – Участливо погладив меня по ноге, он вышел.

Его не было пару минут, а меня бросало то в жар, то в холод. Наконец, он влетел в кабинет.

-Нашел. Ты тут как? – Ответ не требовался. – Ладно, попробуй-ка перевернись на здоровый бок. Вот так, ноги подожми.

Чуть отдышавшись, он выдавил на ладонь немного мази.

-Где болит?

-Бери от левого плеча и до спины.

-Понял. – Тишка аккуратно стянул с меня рубашку и залез под майку.

Поначалу никакого эффекта я не ощутил, боль приглушала чувствительность кожи и о том, что Тишка делает мне массаж, я мог только догадываться по раздававшимся хлопкам и плюханью ладони по спине. Постепенно лихорадка сменилась вполне терпимым жаром, а затем теплом.

-Вроде должно помочь. – Сказал Тишка, вытирая руки о тренировочное полотенце. – Попробуй чуть привстать, только не резко.

-Кхм, сносно. – От прежней боли остались лишь отголоски. Я сел. – Слушай, это не мазь, а панацея прям, ей-бо. – Мне было весело.

-Ну, ты аккуратней. Побереги плечо пару дней, а лучше медичке нашей покажись. Так-то вроде ничего серьезного. – Тишка легонько дотронулся до плеча. Даже после массажа его руки были чуть теплые. Я посмотрел на него. А парню на пользу тренировки. Плечи стали куда шире, со скул ушло всё мясо – видимо соблюдает диету – и расходящаяся клубками мышц шея перетекала в рельефную грудь, мощь которой уже не могла скрыть большеразмерная рубашка.

-А знаешь… - Начал он и отвернулся. – В тот раз, когда у тебя нога болела… ну и я пиво тогда принес… - А ко мне снова вернулось то игривое чувство, что привело в прошлый раз к дружескому дрочу.

-Нет, я понимаю, пиво, конечно, сыграло роль… - «Не знаю почему, но возбужденно-встревоженный вид моего друга пробуждал во мне какой-то внутренний азарт, хотелось по-бабски жеманничать и флиртовать».

-Ребята не знали, да и я виду не подавал, бля буду. Но всё же… - «Не буду скрывать, у меня были гомосексуальные фантазии фактически с начала половой жизни. Однако их герои были людьми третьими, отнюдь не моего круга, а то и вовсе выдуманными. В остальных же случаях героем был я, зажигавший с бессчетным количеством девок, начиная от легендарной Памелы на золотом берегу небесно-голубого океана и заканчивая плоскогрудой Анькой на той же кровати, на которой я и дрочил.»

-Бля, а мне как неудобно было, я ж не ожидал… - «Но! Проснувшись посреди ночи и обнаружив стоявший колом член, в десяти случаях из десяти я вспоминал о том странно-приятном поцелуе с Тишкой в обшарпанном подъезде с ядом зеленых стен».

Погрузившись в мысли, я потерял нить тишкиного повествования.

-Слушай, но за то пиво я расплатился. – Весело выпалил я, оборвав Тишку на полуслове. – И сполна ведь!

Тишка побледнел. Спустя секунду после моих слов руки Тишки уже не знали, куда себя деть и беспокойно метались по скамейке. Широкие плечи подались вперед, голова вжалась. Но ужасней всего было его лицо: на миг перекосившись, оно словно опало и надбровные дуги вполовину прикрыли зажмуренные глаза. Впалые щеки только оттенили мертвенную бледность его лица, а трепетавшие лепестки ноздрей тщетно пытались вернуть красоту осиротившей мимике.

Если в прошлый раз Тишка выглядел расстроенным, даже потерянным, то сейчас… Тишка встал, на автомате закинул на плечо рюкзак и слепо поковылял к выходу.

И тут же я бросился к нему вперёд руками в отчаянном порыве остановить.

Удар невидимым молотом по больному плечу привел к тому, что я инстинктивно дернулся в попытке прикрыть источник боли, потерял равновесие и…

Вот я уже в руках у Тишки. Он ошарашено смотрит на меня. А, плевать на боль. Я цепляюсь здоровой рукой за тишкину рубашку и, подтянувшись, целую его в губы и падаю обратно на руки. Вышло резко и странно, но здравым смыслом здесь и не пахло. Следующий поцелуй был уже от Тишки. В нем я просто растворился.

Не знаю, сколько мы простояли в такой неудобной и нелепой позе, мозг прекратил отсчёт времени и в игру вступил язык тела. Даже сейчас сцены перед глазами обрывочны и кратки: побеленный потолок с трещинами, учебный станок сбоку, тишкино лицо. А вот тело помнит всё: жар тишкиного дыхания и теплоту его губ, волну блаженства, что разливалась от кончиков сосков по всему телу, когда он сдавливал грудь в моменты страсти, обжигающий холод учебного станка, на долю секунды упершегося мне в спину, и тихую прохладу слез, непрерывно текущих из глаз. Боль была на втором плане.

Я пришел в себя на скамейке. Тишка нежно растирал мне плечо и улыбался. Я взял у него полотенце и вытер лицо. В нос пахнуло прополисом. Нужно выговориться.

-Слушай, Тиш. – Начал я, в голове ни мысли. – Я понимаю, это странно, но (Блин, опять это «но», так опять каша получится)… В общем, я тебя не хотел расстраивать (Как же всё-таки приятно он массаж делает, аж таю)… Блять, да я сам в шоке! – Я резко вскочил.

-А ты тоже хорош, рассусоливать да краснеть. Короче, хочешь что-то сказать, говори. И убери эту мазь с глаз долой. – Я схватил мазь с его колен и швырнул в рюкзак с силой так, что он опрокинулся и всё содержимое вывалилось на пол. Карандаши, ручки, пенал, учебники и две раскрытые тетради: в одной тарабарщина на английском, а во второй непонятная вязь алгебраических знаков и формул переходила в эротичные рисунки бес сомнения авторства самого Тишки. Три позы на странице: классика, раком и минет, стоя на коленях безымянных антропоморфных чуваков, естественно, парней.

Тишка покраснел, а я завелся. Однако я задумался. «Расставим всё по полочкам. Тишка чисто, красиво и честно выразил свою любовь, подлечил плечо, угостил пивом, да и в другие разы выручал. Теперь я. Отдрочил и быстренько свалил, отдалился, не объяснившись, и в довершении насмехался и играл с чувствами. А значит, хмм…»

-Слушай Тиш, я сейчас сам не знаю, что со мной. – «Банальщина» - Мы обязательно поговорим, но сейчас мне подумать нужно, как и тебе… - «Вот размазня».

-Я уже думал… - Он запнулся. – Извини, ты прав. Нужно подумать.

-Столько всего произошло и так скоро. – «Ой, дурак» - Насчет пищи для размышлений… - «Что ты мелешь?» - Хочу отсосать тебе, как на рисунке. – «Бинго, твою мать».

Тишка, всё это время собиравший свое добро, застыл и уставился на меня. Я тихонько соскользнул вниз и упал на колени.

-Нет, ты не думай, я не убегу после этого и скоро мы объяснимся. – Я потрепал его щеку и пальцем заскользил к шее. – Просто ты мне всегда был опорой, хоть и незримой. – Расстегнул пару пуговиц. – Если хочешь…

-Но ты ведь не гей!

-И ты не гей, обычный шаловливый художник. – Последний оплот рубашки – пуговица на правом рукаве – с треском отлетела. Я зарылся лицом в его груди. От мякоти солнечного сплетения расходился веер ребёр, покрытый панцирем мышц. Вокруг левого соска нелепо проросли три угловатые волосинки. За них то я и уцепился. Протяжный «ох» можно было прощупать от груди вверх по шее и поймать его, когда он срывался с губ.

-Но если не хочешь…

-Я хочу. – Он не знал, куда пристроить руки.

-Вот и славно. – Я игриво его оттолкнул. – Теперь снимай штаны и живо на скамейку.

Зрелище перед глазами впечатляло: мускулистые ноги, покрытые мягкой светлой шерсткой, чуть проклюнувшееся пятно лобкового мостика от члена до пупка и апогей картины – толстый член Тишки, похожий на обстрелянную грустную пушку. Это я и хотел исправить. Я подполз вплотную и, уперев ладони в колени Тишки, подтянулся, чтобы поласкать грудь и живот. Напомнило о себе больное плечо и пришлось переложись вес на правую руку. Языку в пупке было тесно, хотя губы и подбородок приятно щекотал лобковый пушок. Через частое дыхание Тишки пробился еле слышный стон. Член набухал на глазах. Наконец, я удобно устроился. Член Тишки находился в сантиметрах от моего лица.

Внезапно сверху донесся топот множества ног, отдающий в полуподвальной тишине кабинета труда эхом панического бегства стада слонов от маленькой мышки. Мы спешно оделись и вышли навстречу друзьям. Как бы ни так!

Я поцеловал головку, и радостное подергивание члена передало мне частичку возбуждения, так что я больше не сомневался. Стараясь поначалу утопить член как можно глубже во рту, я бросил эту затею, как только головка уперлась в нёбо и к горлу подступил комок. Помедлив и собираясь с мыслями, я инстинктивно водил головой вперед-назад, плотнее охватывая губами член, чтобы не облиться слюной.

Руки Тишки на моей голове и его резко участившееся дыхания подсказывали, что именно это от меня и требовалось. Руками я гулял по яичкам Тишки, разминая и оттягивая их. Тишка руками направлял мою голову и его член прокладывал всё больший путь у меня во рту, пока снова не уперся в нёбо. Чуть потерпев, я вынул член изо рта. Дышать было нечем, а слюны накопилось как от острого перца. Отдышавшись и размазав тягучие слюни по стволу для лучшего скольжения, я принялся дрочить член двумя руками, лицом соскользнув прямо к яйцам. Блин, это апогей спокойствия. Крупные, мягкие и податливые яйца послушно перекатываются во рту, щекоча язык и губы волосинками, в то время как в ном бьет пряный запах промежности.

Наигравшись с яйцами, я вернулся к члену. Лаская языком снизу вверх, я кольцом губ обхватил головку и, чуть оттянув крайнюю плоть, резко втянул в себя воздух. Член, задев мне зубы, уперся в нёбо, и я, резко оттянув голову назад, с громким хлопком выпустил его изо рта. После нескольких повторений этого трюка я ощутил во рту солоноватый запах смазки. Это воодушевляет! Тем более, что Тишкины стоны недвусмысленно намекали на скорый финал.

Я ускорил темп.

-Я сейчас к…к... Вынимай скорее! - Руками Тишка тормозил мои движения.

«Вот ведь сраный джентльмен, боится испачкать! А фиг там, хочу в ротик!» Я посмотрел ему в глаза и произнес эту фразу. Вышло примерно «Ууумфхууууумхвууууук», но он понял.

Внезапно яйца Тишки, мерно пульсирующие и покачивающиеся на ладонях, резко вздрогнули, я вынул головку и направил отверстие себе в рот. Первый струя ударила чуть выше и я вновь взял член в рот. Поток лился, постепенно ослабевая, Тишка оседал до тех пор, пока не прилег на скамейку. Я натянул на Тишку трусы со штанами, взял его полотенце и вытер лицо. Уже на выходе из кабинета, я остановился: «Я всё обдумаю, Тиш. Через неделю поговорим».