Полинку выдали замуж рано — в 18 лет. Да и не удивительно, ведь у её матери на руках ещё оставалось две девки погодки, а муж — отец Полинки, умер ещё три года назад. А без мужика в доме всё стало как-то рушится само собой и мать старалась, пока ещё в силе, пристроить своих дочерей в жизни .

- Все дочери были пригожи, да работящи, а Полинка среди них отличалась особой статью и красотой. Голубые, яркие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, высокий чистый лоб, а главное волосы, которые, то тяжёлым водопадом падали до пояса, то толстой русой косой лежали на её упругой груди, к тому времени уже оформившейся и высоко натягивающей кофточку. А её тонкая, осиная талия и по- деревенски широкий, упругий зад волновали всех парней в округе.

- Полинка, видя, как дружно живут отец с матерью, как они счастливы вместе, и сама хотела для себя такого же счастья и любимого мужа, такой же дружной и большой семьи как и у отца с матерью.

- Посватался к ней парень из соседней деревни — семнадцатилетний сын кузнеца Филимон, кудрявый, сероглазый юноша. Отец его, Макар Лукич — могучий, широкой кости, голубоглазый с кудрявой бородой мужик, слыл на деревне крепким и зажиточным хозяином. У Фили был ещё старший брат и две младших сестры — 15 и 13 лет. Хозяйство у них было большое. Старший сын Федот, занимался извозом, когда заканчивались полевые работы, но сенокосом и уборкой они с Филей занимались вместе.

Старший брат уже отделился и жил своим домом вместе со своей красавицей женой Аксиньей, которую ему выбрал Макар Лукич, вернее одобрил, увидев её красоту. У Федота с Аксиньей уже был один сын, а второго Аксинья носила под сердцем.

Дом Федоту помогал строить отец с Филей, а до этого они жили в доме Макар Лукича. Федот с Филей всё лето заготавливали лес для дома за двадцать вёрст от их деревни, потом, пол — месяца вывозили и закончили только глубокой осенью. Всё лето все заботы по дому, сенокос и ведение большого хозяйства лежало на плечах Макара Лукича и всей женской половины большого дома и лишние руки в доме не помешали бы. И вот в прошлом году, Федот въехал в новый дом, который они строили вместе с Макар Лукичом и Филей, а так же с «деревенской помощью».

- Деревня их была какой-то необычной, не такой, в которой жила Полинка, несмотря на то, что между ними было-то всего лишь десять вёрст. Здесь каждый двор был как отдельный хутор с домом посередине двора, а вокруг дома — постройки для скота, амбары, сеновал, а у Макар Лукича ещё и кузница. Всё это огораживалось плотным забором с резными воротами и коваными петлями. И так почти во всей деревне.

Хозяин в доме для всех домочадцев был непререкаемым авторитетом и без его слова в доме не решалось ничего. Общие деревенские дела решались на небольшой площади в центре деревни, а более мелкие в кузнице у Макара Лукича, где собирались все взрослые мужики — хозяева да мальчишки. И вера у них хоть и была православная, но опять как-то наособицу, применительно к устоявшемуся укладу жизни.

Поговаривали что их вера допускала снохачество, которое особо не поощрялось и не афишировалось, но и не осуждалось и считалось нормой их жизни, которую старались поддерживать старшие мужики, блюдя веру. Мужики — главы семейств — ревностно оберегали своё право пользоваться телом своей снохи, оправдывая это тем, что молодух нужно учить всему, в том числе и умению любить и ублажать мужа.

- Их жены молчаливо предпочитали не замечать того, что творилось за их спиной, к тому ж почти все проходили эту науку и зачастую получали полноценный любовный опыт именно с опытным свёкром, перенося потом эту науку на своих мужей, которые в силу своей молодости дорвавшись до молодого тела невесты и попрыгав, как молодые кобельки засыпали, не ублажив как следует молодую жену.

Замужние девки тоже знали, что их ожидает и особенно не противились домогательству и, поломавшись для приличия, уступали отцам своих мужей, познавая зачастую впервые сладость плотской любви в полной мере.

- Макар Лукич вначале был против женитьбы сына, мол, молод ещё, но когда случайно увидел будущую невестку, когда та однажды приехала навестить свою сестру Дарью, вышедшую замуж в их же деревню — вдруг согласился, несмотря на бедность будущей родни, побоявшись видно, что такую красавицу тут же уведёт кто-нибудь.

- Старшая сестра Полинки — Дашка вышла замуж ещё три года назад в эту же деревню ещё до смерти отца, поэтому мать Полинки и отдавала её в ту же деревню, чтобы им было веселей. Она, конечно слышала, что порядки в этой деревне не совсем нормальные, слышала и о снохачестве, но как не пытала старшую дочь, та не жаловалась, улыбаясь как-то загадочно и пряча глаза, уходила от ответа. Мать чувствовала, что дочь что-то не договаривает, но скрепя сердце согласилась на замужество Полинки.

Дашка тоже была стройной и красивой девкой, но в отличие от Полинки была шустрой и умеющей постоять за себя девушкой с такой же роскошной косой и крутой, упругой грудью. Её муж был ниже её ростом и это наложило на его характер свой отпечаток. Он боготворил свою жену и во всём ей потакал, выполняя её прихоти. Мать у него умерла два года назад и до свадьбы они жили вдвоём со своим отцом крепким ещё мужиком, бородатым и кудлатым Кузьмой Пантелеевичем. Дашка командовала своим мужем, но Кузьму Пантелеевича побаивалась и старалась ему угодить, что при её характере было необъяснимо.

- Кузьма Пантелеевич был другом Макар Лукича и когда на свадьбе Макар Лукич увидел его невестку, то поразился её красоте и зная, что рано или поздно Кузьма её огуляет, по доброму завидовал ему и сам желал бы себе такую невестку.

- Своих домочадцев Макар Лукич держал в кулаке и против него никто не смел возразить ничего, кроме разве что Стеши — его жены, которая своей женской мудростью и несмотря на возраст — красоту и стать, могла незаметно управлять им.

Сыграли свадьбу и Полинка стала жить в доме мужа, привыкая к новому укладу и порядкам в доме. Многое в этом доме было непривычно для Полинки, но она пыталась никому не перечить и бралась за любую работу. Она не знала

того, что знали деревенские девки и молодухи, что передавалось им с молоком матери, не знала, что ждёт её вскоре после замужества и поэтому старалась угодить и свёкру и свекрови.

- Особенно она старалась угодить свёкру, которого откровенно побаивалась, хоть иногда незаметно любовалась его статной фигурой, крепкими руками, привыкшими работать молотом, курчавой подпаленной бородой и всей его мощной, источавшей мужицкую силу статью, в отличие от своего сына, в силу возраста ещё не вошедшего в пору матёрого мужика.

Особенно её смущали глаза свёкра — голубые с искринкой, которые часто останавливались на её ладной фигуре и словно раздевая, смущали её и почему-то волновали при этом. Её тело при этом наливалось непонятной, но приятной негой, внизу живота начинало покалывать и влажнеть, а ноги становились ватными.

- Первую брачную ночь они с Филей ночевали на сеновале и он, хмельной и возбуждённый нетерпеливо подмял её под себя, едва Полинка успела расстелить простынь. Полинка чувствуя его упругую плоть, тыкающуюся в промежность, возбуждалась, влажнела и отчаянно боялась того, что должно было произойти. А Филя, по неопытности, всё никак не мог попасть в её узенькую, девственную щель, сопел и тяжело дыша, мял и целовал её грудь.

Полинка, потная от страха и вожделения, вздрагивая от его тычков, стала сама подаваться низом живота ему навстречу, помогая ему войти в себя. Наконец она почувствовала как, что-то твёрдое неумолимо входит в неё, распирая её губки, и тут же вскрикнула от мгновенной боли, до крови закусив губу. Филя, опьяневший ещё больше от страсти и вожделения, резко задвигался на ней, не заботясь о чувствах Полинки и вскоре сильно вжавшись в неё с каким —то рыком излился в неё.

Потом он сполз с неё и, отвалившись, вскоре захрапел. А Полинка долго лежала, прислушиваясь к своему телу, пытаясь понять, чего же хорошего есть в замужестве, ведь кроме боли она не успела испытать ничего, разве что сладкое, короткое возбуждение вначале. Может быть, если бы Филя продержался дольше, Полинка бы испытала что-то похожее на то, о чём рассказывали замужние девки, но сейчас кроме боли внизу она ничего не чувствовала. Рядом храпел Филя и Полинка, вскоре тоже положив голову ему на грудь уснула .

- Рано утром их разбудила сваха, потребовав простынь на всеобщее обозрение .

- Так началась их общая, супружеская жизнь. Филя любил Полинку, и каждую ночь вминал её упругое тело в постель, по неопытности, не заботясь о том, что чувствует любимая и сделав своё дело, устав от работы за день — отворачивался и засыпал. Полинка по-прежнему не испытывала того, о чём слышала от своих подружек и взрослых женщин восторженно рассказывающих о сладости супружеской жизни.

От этого она долго не могла уснуть, а когда забывалась коротким и зыбким сном, то ей постоянно снился один и тот же сон, где она на сеновале спит со свёкром, прижавшись к его мощной груди и ей очень хорошо и так сладко, как рассказывали молодухи. Она просыпалась в холодном поту, смотрела на храпящего рядом Филю, немного успокаивалась, но утром вставала с больной головой.

- Её свекровь, Степанида Петровна — статная красивая женщина с серыми добрыми глазами, первые дни приглядывалась к молоденькой невестке, втайне радуясь тому, какая красивая и работящая жена досталась её сыну. Она вспоминала себя молодую и красивую, и то как она пришла в новую незнакомую семью, и через что ей пришлось пройти прежде чем она научилась относиться ко всему так, как того требовал уклад этой семьи.

В Полинке она видела себя молодую и неопытную и ей хотелось как-то помочь молодой невестке побыстрее войти в их семью и принять тот уклад и те порядки, которые неукоснительно соблюдались в их семье и знала, замечая, как смотрит на молодую её Макарушка, чем это закончится. Она знала, что её Макарушка не упустит своего и вскоре огуляет молодую невестку, как огулял предыдущую сноху Аксинью и понёсшую от него своего первенца. Она относилась к этому спокойно, так как сама прошла через это в своё время.

- Её молодую и красивую уже на третий день после свадьбы позвал свёкор зачем-то на сеновал и навалившись мощным телом, овладел ею. Макара не было дома, он с утра уехал на мельницу и защитить её было некому. Всхлипывая, Стеша лежала под свёкром прислушиваясь к своему телу, чувствуя, как его густое семя переполнило её лоно и только потому, что его толстый корень был ещё в ней не вытекало из неё.

Через некоторое время, Стеша почувствовала, как его корень опять набух и свёкор стал теперь уже не спеша, наслаждаясь и даря ей тоже удовольствие, двигать им в её лоне, головкой натирая матку и заставляя её постанывать от неизведанного удовольствия, ещё не испытанного ею со своим мужем. Она перестала всхлипывать и подчиняясь сладкому чувству наполненности своего лона, сама непроизвольно подала тазом ему навстречу раз, другой, а потом обхватив ногами бёдра свёкра заколыхалась под ним, позабыв обо всём на свете и лишь подвывая в такт его толчкам.

Вскоре свёкор зарычал и второй раз излился в неё, отчего Стеша тоже утробно завыла и провалилась в сплошное удовольствие, на минуту потеряв сознание. Когда она очнулась, свёкор ещё был на ней, мелкими толчками покачиваясь в её лоне лаская его благодарно, словно готовя его для новых утех.

- Не обижайся, девонька, уклад у нас такой и вера это дозволяет — невесткой пользоваться после сына. Не бойся он не узнает, если ты ему ничего не скажешь, а придёт его время, сам так будет делать со своей невесткой. Это у нас в крови и с этим ничего не поделаешь. Поэтому когда позову —придёшь!, — властно сказал свёкор продолжая ласкать её своим уже опавшим корнем, словно исследуя все складки её отзывчивой на ласку щели, благодарно сжимавшей в ответ корень свёкра.

- Придёшь?

- Да -, хрипло прошептала Стеша .

И приходила потом по первому зову свёкра, как только её Макарушка отлучался из дома и уже с удовольствием отдавалась опытному мужику с крепким ядрёным корнем, заставлявшим её кончать по несколько раз. Это свёкор научил её давать и получать удовольствие от ебли, которую она потом переносила в свою постель с мужем. И понесла она первенца не от Макарки, а от свёкра и не жалела об этом. Свёкор же пользовал её почти до конца своей жизни, но больше она от него не рожала, но всегда была благодарна ему за науку и то удовольствие и блаженство, которое он доставлял ей.

- Всё это пронеслось у неё в голове, приятно отдавшись внизу живота и она подумала, что нужно подготовить невестушку к тому, что её ожидает. Она не ревновала, т. к. знала что то, что должно было случиться — случится рано или поздно и с этим ничего не поделаешь. Кроме того она чувствовала свою вину перед мужем за свои невольные грехи перед ним в молодости и поэтому решила поговорить с Полинкой, чтобы для неё это не было так неожиданно и не принесло вреда молодухе.

- Перед свёкром Полинка робела, чувствуя на себе его взгляды, заставляющие её почему-то краснеть и она старалась побыстрее прошмыгнуть мимо него. Тело её при этом предательски наливалось какой-то неизведанной истомой, соски груди твердели и сладко покалывали.

А Макар Лукич, видя её смущение, наглел и с каждым разом и всё настойчивей пытался будто ненароком прикоснуться, то к её высокой груди, то прижаться к упругой заднице и потереться вздувшимся колом об её крутые булочки попы, то словно бы случайно столкнуться с нею грудь к груди в тёмных сенцах и ненароком прижать её к стенке. Все эти прикосновения потом повторялись в её тревожных снах, волнуя её также, как и наяву.

- Это не было похоже на редкие ласки Фили, которые не возбуждали её так, как мимолётные, запретные, как ей казалось ласки свёкра — опытного и знающего как соблазнить молоденькую и наивную сноху.

- Эти участившиеся прикосновения не столько страшили её, сколько волновали, держа в напряжении и в ожидании чего-то, чего Полинка и сама ещё не знала, но приближение к себе свёкра — самца, волновали её, внизу живота сладко влажнело, соски грубели и сильнее натягивали кофточку, усиливая желание испытать незнакомую сладость ещё раз. Она неосознанно теперь уже ждала этих мимолётных прикосновений, даривших ей столько трепетных сладких мгновений.

- Полинка, исподтишка глядя на мощного по сравнению с её Филей свёкра, и чувствуя его мужскую силу — силу самца, которая волновала её, заставляя трепетать от его прикосновений. Она слышала о снохачестве из мимолётных рассказов молодух, но обманывая себя, считала, что с нею этого не случится, т. к. Филю она, как ей казалось любила, но при каждой новой встрече со свёкром, при каждом его взгляде, её тело предавало её, ноги становились ватными, а сама она неосознанно ждала чего-то нового и необычного, забывая о своём замужестве.

Когда Филя засыпал, после того как излившись в неё и не доставив ей ничего, кроме усталости от тяжести своего тела, она ещё долго лежала без сна, представляя на месте мужа свёкра, овладевающего ею. Она уже понимала, что и «затяжелеть» не сможет пока не получит того, о чём судачили бабы, рассказывая о сладких ночках со своими мужиками .

- Она молчала, видя возбуждение свёкра и только старалась избегать встреч с ним наедине, хотя её тело молило об обратном…

- Щадя мужа, Полинка не стала говорить ему, о домогательствах свёкра, считая, что дальше невинных ласк, которые, если и пугали её настырным распусканием рук свёкра, будивших в ней сладкую новизну и всё больше нравились ей самой, дело не дойдёт и, что Макар Лукич просто делает ей и себе приятно. А то, что ей было сладко и приятно от его грубоватых по её пониманию ласк, Полинка всё больше убеждалась, чувствуя, как у неё между ногами становилось тепло и влажно…

И на самом деле она не могла и не хотела лишать себя тех волнительных минут, которые ей дарили эти «невинные» прикосновения…

- Ведь не мог же он не чувствовать, что ей приятны эти игры и она неосознанно ещё, но скучала, если Макар Лукич надолго отлучался из дома. Полинка ждала прикосновений его крепких рук, заставлявших млеть её тело, будивших её плоть и ждать новых ласк. Кроме того она, привыкшая уважать старших, боялась потерять его расположение, так как от этого зависела их с Филей жизнь.

Да к тому же Филя с Федотом и с бригадой таких же молодых мужиков, которым нужно строиться, уже через неделю после свадьбы, уехали на заготовку леса для их нового дома и Полинка уже не то, что скучала по мужу, как ей казалось, а уже «подсаженная» на пока невинные ласки свёкра, ждала их, т. к «игры» свёкра скрашивали её тяжёлую жизнь, внося в неё сладкое, невинное, как ей казалось, разнообразие. И хоть не испытывала она большого удовольствия от близости с Филей, но за время его отсутствия тело её, разбуженное замужеством, соскучилась по мужской ласке, тем более, что Филя не баловал её своей лаской скорее от неумения, чем от нежелания.

- А сегодня в амбаре, куда она пошла за мукой, её наклонившуюся над ларём с миской для муки, зажал свёкор и тяжело дыша и заголив её зад, запустил свою руку ей между ног. Это случилось впервые так откровенно и Полинка ошеломлённая, не сразу поняв в темноте, что случилось, замерла и, словно котёнок вжалась в стенку ларя с мукой.

- Потом испугавшись, Полинка хотела закричать, но Макар Лукич широкой, словно лопата ладонью зажал её рот и, прижав к ларю и подняв подол, стал водить шершавыми пальцами по моментально повлажневшим и набухших губам её щели. В то же время Полинка почувствовала, как сзади к ней прижалось что-то упругое и горячее. Девушка от неожиданности покрылась потом, её ноги стали ватными от осознания того, что упирается ей в зад и двигается у неё вдоль половинок попы. Она не думала, что ласка сзади этого упругого и горячего даже через портки свёкра корня, будет так возбуждающе приятна и сладка вместе с пальцами его, гуляющими спереди…

- Господи, что же у него там за зверь, — успела удивиться про себя Полинка, чувствуя попкой его длину и мощный напор. Она извивалась, пытаясь вырваться, но мощные руки кузнеца словно пушинку удерживали её тело, продолжая ласкать её промежность. Полинка предательски влажнела, слабо пытаясь вырваться, отталкивая его спиной, тут же натыкаясь попкой на всё увеличивающийся кол свёкра, ставший, как кукурузный початок твёрдым и толстым .

- Она зажимала ноги и в тоже время чувствуя, что тело уже не слушается её — подсознательно желая, продолжения сладкой пытки. С Филей у неё ещё никогда так не было. Может быть причиной тому было то, что разбуженная, но неудовлетворённая плоть требовала внимания и ласки, которой она была лишена, т. к. Фили дома не было.

Ноги её не слушались, постепенно раздвигаясь под напором, она извивалась, делая бесполезные попытки вырваться, а на самом деле сама, непроизвольно и неосознанно, то тёрлась попкой об горячий, даже через портки, крепкий стержень свёкра, елозивший, словно горячий шкворень вдоль половинок её попы, то не в силах увернуться, подставляла на сладкое растерзание свою вовсю текущую щель.

- А свёкор жарко продышал в ухо ошеломлённой снохе:

«Ишь, кобылка, как брыкаешься, потому, как молода ещё и не понимаешь своей выгоды и будущей радости »…

- Но раз потекла, то значит нравиться тебе это дело, а Полинка?…

- Не ерепенься, девка, я поласкаю тебя маленько, чтоб разбудить в тебе желание да охоту и отпущу, пока, до времени…

- Тебе же нравится … Вижу нравится… Не познала поди настоящего мужика-то, вон как потекла лебёдушка!

- Потом радоваться будешь… Научу всему тебя, останешься довольной и ещё захочешь…

- Господи, грех ведь это большой тя-я-ятенька, нельзя-я-я …так делать…, бог накажет…- шептала Полинка, уже слабо сопротивляясь его напору, понимая, что ещё немного и она не устоит, чувствуя как упираясь ей в попку корень сладко вибрирует, заставляя её замирать от вожделения …

- Не грех это, девонька, — радость друг другу давать…, Сама-то поди соскучилась за мужиком…, Вижу, вижу…, поплыла уже, продолжая ласкать бархатные, пухлые губки — шептал ей в ушко распалённый свёкор.

- «Да и уклад у нас такой, чтоб сноха свёкра ублажила после мужа, когда свёкор того захочет. Знала ведь куда шла, а если и не знала так теперь узнаешь и тебе понравится» …

И он запустив средний палец между губок и нащупав бугорок, стал ласково натирать влажный и упругий, словно ждавший такой ласки, ставший торчком похотничек невестки. — Вишь, как похотничек — то вскочил, словно суслик из норки, знать нравится ему мои ласки, да и тебе тоже -, продолжая ласкать её опытной рукою-, шептал свёкор.

- Полинка, млея от такой необычной ласки, уставшая от напора свёкра, — лепетала, уже сама не веря тому, о чём говорила, — что так нельзя, что она любит Филю, что она ему расскажет обо всём, что она ничего не знала, при этом уже понимая, что это бесполезно, что ей и самой это нравится, что она впервые хочет, чтобы это продолжалось и что долго она не продержится…

-Не расскажешь, голуба …,

- Когда захорошеет тебе от моего корня, всё забудешь и будешь помнить только сладость его и того, кто тебе эту сладость дал!!!

- Слова свёкра, подкреплённые его действиями, ложились на благодатную почву и уже не казались такими кощунственными для Полинки, в её головке всё менялось и казалось что, всё, что говорит тятенька правда и, что она Полинка, просто этого не знала….

— Чувствуя, как сладкие волны поднимаются от низа живота, заставляя её вздрагивать от этих волн и ждать новых, — Полинка теряя последние силы, все реже отталкивала свёкра и всё чаще тёрлась попкой о твёрдый корень Макара Лукича, будто пытаясь его оттолкнуть, который натягивая его портки и упруго упирался меж половинок её попы, вдавливая юбку между ними, при этом всё больше испытывая необычное удовольствие от такого трения… Она впервые поняла то, о чём говорили бабы и девки…

«- Ух-х-х, какая ты горячая лебёдушка, везде…», — жарко шептал свёкор, напирая сзади своим корнем, а спереди разминая тугие, вспухшие губки совсем сомлевшей девки, ноги которой раздвигались всё больше и всё дальше пропуская руку свёкра …

- Сладко тебе девонька? -, жарко дыша ей в ушко и целуя её шейку, шептал свёкор, одной рукой теребя её влажную щель, а другой лаская набухший сосок груди. Полинка, молча упираясь в крышку ларя, лишь тяжело дышала, с ужасом понимая, что хочет, чтобы его руки продолжали свои ласки, а чтобы сзади не прекращалось такое сладкое трение…

- Ей хотелось закричать:

- Да, да сладко…, очень сладко…, продолжай, не останавливайся, но природная стыдливость и воспитание не позволяли ей этого и она молча, продолжала бороться или делать вид, что борется с возбуждённым свёкром и своей уже неудержимой похотью…

« Молчишь, значит нравится … Ну, тогда подёргайся ещё, моя сладенькая, я лишь порадую твой похотничек, чтоб помнила меня и хотела всё время…, А хотеть то ты будешь, обещаю!!!» -

И он опять, запустив палец под капюшончик и нащупав услужливо вскочивший бугорок, стал снова его натирать влажными от её соков пальцами, а потом вдруг оторвав пальцы от щели, провёл влажным, толстым средним пальцем по губам ошеломлённой Полинки…

- Попробуй свои соки…, Это твоё желание…

- Она, не ожидавшая этого приняла его, почувствовав необычный вкус своих соков, облизала его языком, не зная, что делать дальше… — А Макар Лукич вытащив палец, опять стал ласкать ждущие губки её щели… — Изнывающая от похоти Полинка, уже не вырываясь, из последних сил простонала:

- Пустите меня пожалуйста, вдруг сюда войдёт Степанида Петровна …

- Ну не сей-ч-а-а-с …, п-ото-о-м-м…, когда никого не буд-е-ет дом-а-а…, я вам д-а-м-м-м, жалобно, сама не веря, что сказала это — из последних сил пискнула Полинка…, Я сейчас не м-о-огу-у-у…

-Чувствуя как ноги раздвигаются сами по себе, а его толстый средний палец входит в её пещерку, заставляя её непроизвольно обжимать его мышцами, лишая её воли к сопротивлению.

- Полинка уже не замечала как сама стала подавать передок навстречу его толстому пальцу, словно обнимая его влажными губками, подпираемая сзади горячим и упругим корнем .

- Боль от проникновения толстого пальца соединилась с новизной и сладостью его движения во влажной пещерке, которая всё сильнее обжимала и тянулась вслед за сладким пальцем, а ласки груди и губы свёкра за ушком, вообще сводили её с ума. Соски уже топорщились и покалывали сладкими укольчиками …

- Конечно дашь, куда же ты денешься …

- Сладко тебе от моей ласки, девка? Чувствую, как сама уже трёшься об меня и как хочешь меня…Погоди, вот задвину тебе — ещё слаще будет, визжать будешь…

- Да-а-а-а-а…, хотелось закричать ей, но она боялась, что её услышит свекровь, которая уже заждалась её с мукой. А искусные, опытные руки свёкра доводили Полинку до исступления, превращая её в безвольную, похотливую самку, жадно ждущую совокупления…

- Наконец Макар Лукич вытащил свой палец из текущей щели Полинки и тут же вставил его в открытый в немом крике рот до невозможности возбуждённой снохи…

- Ничего уже не понимающая Полинка снова тут же обхватила толстый и влажный от её соков палец и непроизвольно стала его сосать и облизывать …

- Её спасла Степанида Петровна кликнувшая её со двора .

Полинка ужом выскользнула из цепких рук свёкра и поправляя юбку, вся красная от возбуждения и стыда, выскочила в сени, и чуть задержалась, приходя в себя .

- Я здесь, маманя, муки набираю, — крикнула она из сеней и вдруг с ужасом вспомнила, что миску с мукой она оставила в ларе. Она снова метнулась в кладовку, но на пороге её встретил свёкор с миской с мукой и передавая ей миску, сладко ущипнул Полинку за левый сосок .

- Иди, лебёдушка, и помни про мои ласки. Мы скоро всё повторим. И он обхватив её сзади и опять прижав к себе, уткнувшись своим колом опять ей в попу, лаская руками крепкую грудь .

- Девушка словно ошпаренная выскочила из кладовки, потирая замлевшую грудь и тут же чуть не столкнулась со свекровью нос к носу.

-Ты что так долго, девонька? Не заболела ли, вон красная вся .

- Да нет, там просто душно и темно, я вся вспотела -, пролепетала Полинка, больше всего боясь, что свекровь пройдёт в кладовку.

- Ну, ну… Ладно, пойдём блины стряпать, а то Макар Лукич ждать не любит. Ему подавай то, что он хочет, и уж коли захотел, то исполнять нужно, — громче обычного произнесла она.

- Такие вот у нас порядки, девонька. Лукич в доме хозяин — его слово — закон, улыбнулась свёкровь и пошла на кухню.

- Вскоре к ней присоединилась и Полинка уже немного пришедшая в себя, но всё ещё пунцовая и вздрагивающая от чувств, разбуженных свёкром.

- А Степанида Петровна, поглядывая на возбуждённую сноху и догадываясь, что произошло в амбаре, не знала как начать разговор с младшей снохой, видя, как та разгорячённая её Макарушкой и ещё не пришедшая в себя, старалась скрыть от неё то, что происходило в амбаре.

Она жалела её и немножко завидовала ей.

- Но разговор надо было начинать и Степанида Петровна, сделав болтушку для блинов и приобняв всё ещё пунцовую Полинку, сказала: -, Садись Полюшка, поговорим, пусть болтушка настоится немного.

- Полинка мгновенно вспотевшая от страха, поняла, что свекровь догадывается о том, что происходило в амбаре, и нервно теребя конец фартука вдруг горько расплакалась, спрятав лицо во вздрагивающих ладонях.

- Прос-с-тите меня ма-м-м-менька…, он сам всё время прис-с-таёт ко мне…, вот и сей-ч-ас в а-м-м-баре …, я только хо-те-ла набрать му-к-ки…, а он-н начал меня лапать и я не могла вырваться, — вздрагивая худенькими плечами, рыдала Полинка с ужасом ожидая наказания свекрови.

- Степанида Петровна приобняла невестку и поглаживая её по голове сказала:, — Не плачь доченька, не ты первая, не ты последняя, да и трудно вырваться от такого медведя, особенно если вырываться не очень — то и хочется, правда девонька?…

- Знаю я своего Макарушку, видно пришёл твой час и с этим надо смириться… Здесь он хозяин, а ты вон какая сдобная, да пригожая, кровь с молоком. Ведь жену сыну выбирает отец, а ты ему приглянулась ещё на смотринах. Поэтому ты не перечь ему, он всё равно своего добьётся, такая у нас вера и таков уклад и от этого никуда не денешься.

- А как же Филя? Ведь я люблю его. И как вы маменька, неужели не ревнуете его ко мне?

Я сама через всё это прошла, — тяжело вздохнула Степанида Петровна и знаю как тяжело это по первости, тяжело и сладко от новизны и того, что тебя желает другой мужчина — опытный и сильный и тебе стыдно, но ты ничего не можешь сделать и ты невольно ждёшь, чтобы это разбуженное желание сбылось, но, чтобы об этом никто не узнал. Так во всяком случае было со мною, — поглаживая Полинку по голове, тихо говорила свекровь .

Знать, разбудил тебя Макарушка, уж он то это умеет с нашей сестрой …

- Похоть твою женскую разбередил и теперь хотеть ты его будешь всегда и от этого никуда не денешься, девонька моя, — почти шептала ей в ухо Степанида Петровна, поглаживая ей спинку и целуя ей глаза в которых ещё стояли слёзы, и наконец легонько коснувшись её губ, вдруг положила вторую руку на грудь сомлевшей от всего происходящего и произошедшего невестки, впилась в её губы, сплетаясь с нею языком, разминая рукой упругую замлевшую грудь.

Хорошо тебе было с ним в чулане, доченька?

-Да-а-а, о-оче-нь! Но и оч-е-нь стыдно перед Филей и вами…

- Мне так с Филей хорошо ещё не было никогда, — вздрагивая от вновь вспыхнувшего желания от рук и губ свекрови, сплетаясь с той языками прошептала Полинка, теснее вминаясь в тело свекрови.

- А на Фильку не обижайся, просто он сосунок ещё и не вошёл ещё в мужицкую силу. И понести ты от него не сможешь пока он не научится удовлетворять тебя в первую очередь …

- Не бойся я тебе помогать стану, когда он захочет и, а он уже давно тебя захотел ещё на смотринах, и с этим надо смириться, ведь я смирилась и тебе придётся…

- Хорошо маменька, млея от её рук, прошептала покорная Полинка…., Спасибо вам…Но как же Филя, как же вы…

Степанида Петровна вдруг очень ярко вспомнила как у неё это было первый раз с женщиной, с её свекровью, которая научила её не только борщи варить, но и наслаждаться своим телом и телом другой женщины тоже и это было не хуже, чем принимать в себя мужчину. И ей вдруг захотелось научить всему, что знала сама, эту чистую девочку и одновременно возбудить и подготовить её до такой степени, чтобы у Макарушки с нею не было проблем и тем более у неё с Макаром…

- Полинка, не понимала, что с нею происходит, не понимала, где она, с кем, лишь чувствовала, что то, что она испытала в амбаре, вернулось, по другому, но вернулось и она была безмерно рада, ещё хоть на минутку испытать то, что она испытывала там, вчулане…

- И, когда рука свекрови, задрав подол, легла ей на промежность, покорно раздвинула ноги, отдаваясь необычным ласкам и уже не в силах противостоять им, прижалась к Степаниде Петровне, палец которой вовсю гулял во влажном, хлюпающем влагалище невестки, которая тяжело сопя и постанывая, подавалась тазом навстречу её руке. А свекровь вдруг встав на колени перед Плинкой, раздвинула ноги покорной снохи, лизнула набухшие мокрые губки возбуждённой снохи и проведя языком от коричневой вибрирующей дырочки попки, вдоль губок до похотничка, и не желая доводить её до оргазма, сразу же поднялась, опять припав к её рту…

- Какая же ты сладенькая, девочка моя, и узенькая ещё — Макарушке моему понравится, не зря он на тебя запал, — оторвавшись от губ вздрагивающей от похоти Полинки. Вскоре свекровь присоединила ещё один палец к первому и задвигала ими в плотно охватившем их влагалище возбудившейся невестки, которая уже сама насаживалась на них, стараясь вобрать их в себя поглубже. Мы с тобой ещё повторим это, когда наших мужичков не будет дома, стараясь не дать кончить снохе, и оставить её в возбуждённом состоянии, хочешь?

—Да-да-да, очень, — прошептала Полинка, стараясь удержать мышцами влагалища, ускользающие пальцы свекрови.

- А та вытащив влажные, пахнущие соком текущей самки пальцы, вставила их в приоткрытый от вожделения рот невестки с благодарностью обсосавшей их терпкий вкус. Есть много ещё чего, чего ты не знаешь и не умеешь, но мы тебя с Макарушкой научим…

- А потом ты передашь эту науку моим девкам…, мне то с Макарушкой не с руки, а тебе на правах невестки в самый раз…

- Девки уже входят в пору, когда у них уже во всю чешется и чтоб не принесли в подоле, ты научишь их гасить свои желания…

- Договорись, доченька, моя сладкая?

- Полинка, ошеломлённая и возбуждённая, приняла слова свекрови как должное, уже ничему не удивляясь и лишь прислушиваясь к своему телу, которое ждало продолжения ласки. В её воспалённой похотью голове застряли лишь слова «мы с Макарушкой тебя научим», а значит продолжение, которого она так желает — будет!

- Но почему с Макарушкой, не вместе же…, Да и как можно, господи, — размышляла затуманенным мозгом, женщина… Ответа не было и возбуждённая Полинка решила во всём довериться свекрови, тем более, что теперь она ей безгранично доверяла…

- Давай печь блины, напоследок целуя Полинку, прошептала тяжело дыша, не менее возбуждённая свекровь, облизывая влажные от выделений Полинки пальцы.

- А та, возбужденная и пылающая, ещё с минуту сидела вздрагивая от только что полученного вожделения и неудовлетворённого желания.

- Вот что мы сделаем, — переворачивая блин, сказала Степанида Петровна:

- Я отпрошусь у Макарушки к своей матери в соседнюю деревню и мы с девками съездим помочь ей по хозяйству денька на три, а ты здесь останешься на «хозяйстве»… И запомни, что такие случаи будут выпадать редко, но зато ты их будешь помнить и ценить долго и ждать с нетерпением.

- А Макарушка мой тебя не обидит…, но и ты ему угоди и не ерепенься … Сделай так, чтобы ему понравилось…

- А как маменька?

- Делай всё что он захочет… Ни в чём ему не отказывай, даже если тебе будет что-то стыдно делать — делай…А плохому он тебя не научит. Даже если тебе покажется, что то, что он хочет стыдно нехорошо, всё равно подчиняйся и тогда всем и тебе тоже будет хрошо…

- Хорошо, маменька, я буду стараться угодить…

-Ладно пойду будить дочек — засонь, а ты блины допекай тут…

Полинка с пылающими щеками, возбуждённая словами и ласками свекрови, думала как ей повезло с матерью Фили и сама того не понимая, в подсознании держала мысль о том, что скоро останется наедине со свёкром и это её и радовало и пугало, но разбуженная им страсть и слова свекрови почти разрушили плотину той морали которой Полинка привыкла следовать, хоть она и не хотела признаваться в этом даже самой себе.

- Вскоре на кухню зашли заспанные девчонки со свекровью, умылись и сели за стол. Полинка поставила горку с блинами и миску со сметаной. Степанида Петровна подгоняла дочерей, чтобы те побыстрее заканчивали завтрак и готовились к поездке. В том, что Макар Лукич разрешит им съездить к её матери она не сомневалась. Девки быстро покончили с завтраком и хихикая выбежали из кухни.

- Ну, девочка моя, теперь всё зависит только от тебя самой. Ты должна понравиться моему Макарушке. Понимаешь, о чём я!?

- Да маменька, я буду стараться, я сама этого хочу, лишь бы Филя ни о чём не догадался, — тихо прошептала Полинка.

- О Филе не думай, он ни о чём не узнает, я об этом позабочусь.

Думай о том, что ты теперь в нашей семье и о том, кто в семье главный. А Макарушка мой всему тебя научит, а потом ты Филю, ведь он ещё неопытный телок, потому и не получаешь ты всей сладости с ним пока. Не бойся девочка, тебе понравится, корень у моего Макарушки знатный, — усмехнулась свекровь и сжала через материю платья выпирающий сосок совсем растерявшейся Полинки, опять воспламеняя её неудовлетворённую плоть.

- Я боюсь, маменька, у него очень большой …я …, я его почувствовала там в кладовке сквозь портки, — уже не замечая того, что почти согласилась, — пролепетала совсем потерявшаяся и опять возбудившаяся невестка.

- Ничего, большой хер — для бабы радость. Ни одна ещё не померла от большого хера…Говорю тебе понравится, верь мне…

- Ты это поймёшь, когда почувствуешь его в себе. Всё, кажись Макарушка идёт. И две женщины засуетились, накрывая на стол .

- Как и предполагала Степанида Петровна, Макар Лукич, услышав её просьбу сразу согласился, засуетился и запрягая ей лошадь напутствовал: « Езжай Стеша, помоги матери, да девок там погоняй, пусть не ленятся» .

- Хорошо Макарушка. А ты тут Полинку смотри не заезди, не загружай её работой, пожалей, ей ведь рожать ещё. На ней и так всё хозяйство и живность, да ещё и огород с готовкой.

- Хорошо, Стеша, я её жалеть буду, — брызнув на Полинку синим взглядом Макар Лукич и добавил, улыбнувшись в бороду: «Вот только съезжу за сеном, что намедни накосил вдоль оврага да и начну жалеть. Вернусь к обеду.»

-Услышав его слова, Полинка вспыхула румянцем, словно снова почувствовала крепкие горячие руки свёкра у себя в межножье, а сзади его упругий корень и опять намокла…

- Проводив своих домочадцев Полинка принялась за свою повседневную работу — накормила многочисленный выводок гусей и уток и отогнала их на речку, заготовила им мешанку на вечер, прополола грядки в палисаде и когда солнце уже близилось к обеду, решила искупаться на речке.

Она, распалённая недавно сначала свёкром, а потом свекровью, всё ещё чувствуя тяжесть внизу живота, помня их ласки, такие разные, но одинаково сладостные и такие необходимые её телу в отсутствии Фили, что она как-то свыклась с ними и они уже не казались такими уж крамольными и необычными.

Да и про Филю она вспомнила как-то равнодушно и сама удивилась этому. Полинка теперь помнила крепкие руки свёкра, зажавшие её в амбаре, да то, что тыкалось в неё сзади лишая её воли и разума. А ласковые руки свекрови, гуляющие у неё между ног, своей необычностью и неправильностью, вообще сбили её с толку, перевернули всё с ног на голову, заставляя её переосмысливать весь уклад прежней жизни.

- Вода ещё не согрелась в реке, но Полинка была рада такой приятной прохладе, ведь она немножко охладила пожар у неё между ног, но тело продолжало помнить ласки и слова свёкра со свекровью. Ей казалось, что корень свёкра всё ещё продолжает двигаться между её половинок всё ещё волнуя и распаляя её…

- Поплескавшись ещё немного она оделась и пошла домой, помня о том, что скоро должен подъехать свёкор и ему нужно было помочь сгрузить сено.

- Вскоре она услышала скрип телеги и выскочила открывать ворота. Свёкор въехал во двор и оглаживая и лаская взглядом тело опять смутившейся невестки сказал: — Приготовь мне воды помыться, а здесь я сам управлюсь. Пока она готовила воду, Макар Лукич справился с копной сена, сложил всё на сеновал, распряг лошадей и поставив их в конюшню, задал им корма.

Когда Полинка принесла воду, Макар Лукич уже снял потную рубаху и ждал её у входа на сеновал.

- Ну давай поливай мне, невестушка, — опять обжигая её взглядом сказал Макар Лукич и наклонился, подставляя широкую спину и расставив ноги. Полинка стала поливать ковшиком на спину свёкру, невольно любуясь перекатывающимися мышцами фыркающего от удовольствия

Макара Лукича, борясь с желанием потрогать эти бугры мышц. Наконец он вымылся и вытираясь, поданным Полинкой полотенцем, сказал: -, Ну что не забыла мои ласки, невестушка?

- И вдруг набросив ей на плечи полотенце и притянув её к себе продолжил: « Пойдём проверим».

- Полинка по инерции упёрлась ему в грудь руками, но свёкор тут же подхватил её словно пушинку и ей невольно пришлось обхватить его шею руками. Она почувствовала терпкий мужицкий запах, исходящий от тела свёкра, запах самца, разбудившего в ней самку, тело которой тут же откликнулось и вспомнило кладовку и то, что творил там с нею Макар Лукич.

- Тело Полинки устало ждать того, для чего оно предназначено, того, чему было подготовлено свекровью и свёкром, оно обмякло и когда он поставил её на свежее сено и прижал к себе, ноги её уже не держали и если бы не руки свёкра, жадно шарившие по её телу она бы упала. А Макар Лукич обхватив ягодицы Полинки, всё сильнее прижимал её к себе, теперь уже спереди упираясь восставшим корнем в промежность сомлевшей невестки, уже не противившейся тому, что делал с нею свёкор.

- Она стала, сама того не желая, извечным бабьим движением, подавать низом живота навстречу корню свёкра, невольно распаляя его, упираясь лобком в твёрдый и упругий бугор, сдерживаемый портками свёкра и её сарафаном от более близкого контакта. Она даже не заметила, когда Макар Лукич спустил лямки сарафана с её плеч и лишь почувствовав взбухшими сосками покалывание волосатой груди свёкра, ещё сильнее прижалась к нему и потёрлась горошинками груди, ещё сильнее возбуждая себя.

- Полинка, не узнавая себя, ёщё день назад не могла бы представить, что она способна на такое, да ещё с кем — с родным свёкром — отцом её мужа .

- Она жадно вдыхала уже забытый мужицкий запах, запах сильного самца возбуждённого и нетерпеливого. К тому же запах подвяленного сена кружил ей голову, и когда руки свёкра опустили сарафан ниже бёдер, жадно лаская её оголённое тело, Полинка снова прильнула к груди свёкра, с благодарностью, лёгкими прикосновениями губ, целуя его грудь и шею. Полинка помнила лишь слова свекрови о том, что должна понравиться «моему Макарушке» и ни в чём ему не отказывать .

- Она не понимала, зачем она это делает, лишь инстинктивно делала то, что делает каждая возбуждённая женщина своему мужчине, распаляя ещё больше его и себя. — А Макар Лукич, обняв широкими ладонями её лицо, впился в её губы и запустив свой язык в рот Полинки, заплясал там, сплетаясь с её языком, всё больше возбуждая невестку. Полинку ещё никто так не целовал и она прислушиваясь к новым, незнакомым, но таким сладким ощущениям, усиленным руками свёкра, гуляющими спереди и сзади в её промежности, ласкающими уже мокрые губки её влагалища и заднюю дырочку, то вминая в неё палец, то ласково поглаживая сокращающийся вход.

- Полинка, прислушиваясь к извращённым ласкам свёкра, млея и всё больше мокрея, двигала тазом вперёд — назад ни о чём не задумываясь, то насаживаясь на пальцы спереди, то прижимая свою лучистую дырочку к всё дальше входящему в неё развратному пальцу свёкра. Она чувствовала, что ему это нравится, а значит так надо, да и ей самой новая ласка хоть и доставляла некоторые неудобства, но язык свёкра и рука спереди заставляли её забывать обо всём, кроме сладкого, непрекращающегося удовольствия.

- Наконец Макар Лукич не в силах больше терпеть, оторвался от сладкого тела Полинки и бережно положив её на душистое ложе и расстегнув портки вывалил наружу крупный, торчащий как гриб-боровик, подрагивающий в нетерпении, со вздутыми бугристыми венами, чуть кривоватый корень.

Полинка, впервые увидев столь крупный корень, вдруг испугалась и сжав ноги, рукой прикрыла влажную щель.

- Ой тятенька, может не надо… Как я буду после вашего…

Филю принимать… Как я любить — то его буду … Ведь он поймёт всё…, с ужасом глядя на толстый, покрытый тугими венами, с широкой, как кулак ребёнка головкой, пугающей своими размерами и в то же время манящий и не дающей отвести от него взгляд молодой женщины.

- Ничего он не поймёт, потому как сосунок ещё …, да и приедет ещё нескоро…

- А кромя того, возвращается всё у вас там на место …Бог так решил, покрывать ваш грех через время, — успокоил её Макар Лукич…

- К тому же сладко ноющий низ живота, возбуждённой женщины молил о другом, не взирая на страх, приподнимался ему навстречу в ожидании, и в нетерпении вздрагивая от предвкушения…

- Макар Лукич молча навалился всем своим крепким, жилистым телом на молодую невестку и с силой разведя, и согнув в коленях ноги, подбирая ручищами её крепкий зад и царапая кудрявой бородой возбуждённые соски сомлевшей девки.

- Его мощный, толстый корень с грибообразной залупой, пуская густую смазку, задёргался возле входа в узкую девичью щель, совсем недолго принимавшую член молодого мужа-юнца.

Макар Лукич, лаская языком ушную раковину молодой невестки, жарко зашептал, елозя головкой по ждущим губкам снохи:

«Ничего, девка, он ничего не узнает, ежели сама не сболтнёшь. Так уж повелось у нас в роду, да и в деревне тоже — пользовать молодых невесток, да учить вас ебаться по — взрослому. А то вон, слышал я, Филя аж скулит, как щенок, а ты звука даже не подаёшь, знать не достаёт он тебе до донышка, не теряешь ты разум от ебли настоящей, от того и не стонешь. А баба должна стонать под мужиком, тогда и его гордость прошибает и крепчает он телом и корнем. Вон тело — то у тебя какое сладкое и груди налитые и зад широкий — самое время затяжелеть.»

- Э-э-э-эх девка! — простонал Макар Лукич и наклонившись, захватил губами затвердевший сосок левой груди стал с удовольствием катать его между своими губами ещё сильнее распаляя девку. Рука его, опустившись между ног снохи, ласково теребила припухшие, забагровевшие губки её влажной пиздёнки, а мокрые от её выделений пальцы гуляли от заднего прохода до набухшего похотника, заставляя Полинку каждый раз вздрагивать от этих прикосновений и подаваться тазом им навстречу…

- Потом свёкор вдруг резко опустился вниз и ещё шире разведя ноги снохи, припал губами к её нижним губам, стал целовать упругие валики и посасывать уже багровый похотничек .

- Полинка дёрнулась от необычной, ещё неизведанной ею ласки, попытавшись сдвинуть колени, но ноги не слушались и она сладко ахнув не то от стыда, не то от неожиданности и сладкой похоти, слабо упёрлась в голову свёкра ватными руками и затихла в сладкой неге. Ноги её, словно сами по себе вдруг зажали голову свёкра, таз подался навстречу его губам и языку, а мягкие руки сами стали нежно гладить его седеющую голову. Язык свёкра, меж тем опустился в коричневую ложбинку заднего прохода и загулял, завертелся в ней, сладко жаля и разминая лучики нижней дырочки, заставляя её пульсировать, то втягиваясь и зажимая кончик языка, то выпячиваясь нежным нутром ему навстречу. Полинка, ошеломлённая новой необычной и такой стыдной лаской, заставившей её стонать, извиваться и выгинаться, навстречу жалящему её языку свёкра, что-то шептала горячими губами довольно урчащему у неё между ногами Макару Лукичу.

- Что вы делаете со мной тятя-я-я… — Ах стыд —то какой господи…, так нельзя …, это не хорошо-о-о-о … но так прия-я-тно и сла-а-адк-о-о …, ах-х-х, господи, как мне хорошо …, — в следующее мгновение выдыхала Полинка, стараясь поглубже вобрать в себя неуёмный язык свёкра. О-о-ой как сладко…, я умру сейчас…, нет, так нельзя…, тя-я-я-тя ещё…, ещё не-мно-о-о-жко-о-о-о, о-о-о…а-а-а-а-у-х-х …, — закричала утробно Полинка, быстро подавая низом живота и вдавливаясь пиздёнкой в лицо свёкра заливая его своими соками. Язык свёкра, скрученный трубочкой, глубоко входил в её мокрую глубину и всасывал, всасывал бесконечные выделения Полинки, переходя из одной дырочки в другую, заменяя язык пальцами и заставляя сноху мелко дрожать низом живота от невыносимой ласки. Полинка уже громко хрипела, вдавливая голову свёкра в себя, моля его об одном: ещё-ё-ё…, ещё-ё-ё… тя-т-я…не-е-е-мно-ж-ж-ко-о-о…

- Потом резко выгнулась навстречу жалящему её языку свёкра, ещё несколько раз вскинулась ему навстречу, орошая его лицо сладкими выделениями, крупно задрожала низом живота, стараясь поглубже вобрать язык в себя и затихла, расслабив ноги и отпуская голову свёкра.

- Сладко кончила, девонька моя? Ну вот стонешь же, когда проберёт! Я научу тебя бабой быть и себя мужику дарить, — целуя Полинку и опять заплясав языком у неё во рту сплетаясь с её языком.

А Полинка, почувствовав запах своих выделений переданных ей свёкром, наслаждалась их вкусом и всё сильнее возбуждалась от новизны ощущений. Ей нравился возбуждающий вкус своих собственных выделений, уже второй раз за сегодня распробованный ею и заставивший её возбуждаться всё больше и больше.

—Ах как сладко мне тятя…, мне Филя так никогда не делал, — хрипло, еле шевеля пересохшими губами, прошептала Полинка, извиваясь в неге под тяжолым телом свёкра…

— Он ещё много чего не делал -, прохрипел ей в ухо свёкор, натирая крупной головкой влажную, ждущую щель от коричневой, сморщенной и постоянно пульсирующей дырочки, до блестящего восставшего похотника снохи, которая закрыв глаза, как в бреду повторяла: — Господи прости меня грешную, я не знаю, что творю, но мне так хорошо-о-о сейчас!!!

-Она не замечала как хищно напружинился,

как приготовился ворваться в её узенькую щелку обвитый толстыми венами подрагивающий от нетерпения головкой корень свёкра блестя багровой головкой, как он сам подобрался, готовясь исполнить то, чего так долго ждал…

- Ждала и Полинка, ждала уже ни о чём не думая, забыв все заветы, которые впитала с детства, стыд и возможный позор … Сейчас в ней жила уже хоть молодая, но самка, сучка, ждущая своего кобеля…

- Наконец он шумно выдохнул и нащупав вход, стал осторожно надавливать, постепенно раздвигая припухшие губки её сочащейся щелки…

- Влажные от языка свёкра и собственных выделений губы

пиздёнки, только что кончившей снохи, всё равно с трудом впускали крупную головку Макара Лукича, растягиваясь и ещё больше багровея, вминаясь внутрь с болью, как в первый раз, упруго обволакивая и зажимая как перчаткой.

- Полинка застонала от такого напора и размера, впервые впуская в себя такого монстра, в тоже время чувствуя, как

её тело словно наполняется сладкой болью и негой, которой ей так не хватало, когда она была с Филей….

- Полинка вспомнила кладовку и то, как ей сзади упирался, вминаясь через портки и её юбку мощный корень свёкра, лишая её сил и воли, заставляя трепетать её всем телом, невольно подавая себя ему навстречу…

- Теперь он был уже на входе в неё — такой же крепкий, сильный, горячий и нетерпеливый…

- Свёкор тем временем затих, наслаждаясь плотным обхватом своего корня узкой пещеркой снохи и давая ей возможность привыкнуть к его размеру, продолжил неторопливо качая задом из стороны в сторону исследовать головкой все уголки узкого влагалища 16-ти летней невестки. Упругие губки плотно обхватили и, как будто всасывали корень теперь уже внутрь и, словно целуясь с крупной мошонкой, то впускали его вглубь, то выпускали его из сладкого плена.

Молодая сноха, ошеломлённая болью от вторжения в её лоно крепкого и крупного, полностью заполнившего её узенькую щелочку, узловатого корня свёкра, стонала от сладкой боли и полной наполненности слабо упираясь руками в волосатую грудь Макара Петровича, чувствуя как крупная головка свёкра, сладко оглаживала вход матки, доставляя ей такое неизведанное удовольствие, что она закусив губу от страсти, забыв про первую боль, подалась тазом навстречу распирающему её лоно мощному корню. Потом уже, умащивая его в себе, вильнула несколько раз из стороны в сторону непроизвольно плотнее насаживаясь на крепкий кол и, наслаждаясь полной заполненностью, никогда не испытанной ею прежде.

- Ничего, ничего, потерпи Поленька, девонька моя. Больно тебе? Ну так доля ваша бабская такая — мужской корень в себя принимать, поучал деву свекор, вминая уже податливое тело снохи в пахучее сено.

- А Полинка, задыхаясь от страсти, чуть не плача и с трудом понимая то, что говорил ей Макар Лукич, всё больше прислушиваясь к тому, что творилось у неё меж ног, к тому, что как будто распирало её изнутри всё сильнее и сильнее. Она словно в бреду шептала что-то горячечным ртом, краснея от стыда, встречая мощные качки свёкра, плавным покачиванием своих бедер.

- Макар Лукич прижал её согнутые ноги к её упругой груди, ещё сильнее вколачивая до конца свой раздутый хер в ее пизденку, распаляя сноху всё больше .

Свёкор резко задёргал задницей и молодая женщина под ним застонала, но в ее стоне уже была сладостность и удовольствие. Ей казалось, что с каждым толчком, корень свёкра становился всё больше, подпирая её сверху, заполняя её всю, невольно заставляя Полинку выгибаться ему навстречу, каждый раз испытывая сладкую боль и наслаждение.

-Ага, опять потекла услада?-, опытно заметил свекор и провел пальцем по клитору.- А похотничек твой женский уже набух. Растормошил я его языком-то, вскочил, как грибочек- тоже ласки хочет .

Хочу, хочу…ещё хочу-у …тя-тень-ка — а-а-а…, я ещ-ё-ё-ё хочу…родн-о-о-ой мой ещ-щ-ё-ё-ё-о-о…

- Зайдешься сейчас. Я тебя заставлю радость снова получить. Ты ножки свои мне на зад закинь, чтоб пизденка твоя побольше раскрылась и я буду тебе по губкам и похотничку долбить — тут самая бабья сладость.

Макар Лукич, почувствовав на своём заду ботиночки уже покорной снохи, ускорил движения сопя и тяжело дыша, зашуршал пахучим сеном, а Полинка стала сладко и громко постанывать, когда головка его члена натирала вход в матку, а мощные яйца расплющивались о ее срамные губки и торчащий похотничек.

- Боль куда-то ушла не оставив следа, стыд тоже, родив вместо себя неиспытанную ею прежде сладость и томление, какую-то бесстыдную, ненасытную похоть постоянно увеличивающуюся от качков свёкра.

- Про грех, бога и Филю, она уже не вспоминала, покачиваясь на мягком, душистом сене полностью отдаваясь, крепкому, сильному самцу.

- Полинка наслаждалась, купаясь в волнах похоти, с каждым толчком невольно впитывала слова свёкра, которые он словно гвозди вколачивал в её затуманенную страстью головку. До этого ей об этой «мудрости » никто не рассказывал и тем более так доходчиво не показывал, поэтому Полинка всё впитывала слёту и навсегда и эта сладкая наука доставляла ей удовольствие.

- Ах-х, тятя, как же сладко мне, господи…, словно не жила я до этого …, что же за корень у вас такой сладкий …, и такой заботливый и неутомимый…, век бы держала его в себе…

-Так сладк-о-о-о…, Истома меня берет и кажется, что плыву я в сплошном удовольствии, никогда так не было с Филей. Что ж вы делаете со мно-о-ой? -, ведь грех это — не от мужа томиться, но я хочу, хочу-у-у…, хочу-у-у-у…, О-о-ух-х-ах-х …, как сладко мне. Ах-х-х-х, кабы Филя та-а-а-к! О-о-ой как хорошо! О-о-о-о, какой он большой…, ещё—ё- ё ещё глу-б-же-е-е тятя-я-я-я!, — поскуливала невестка под свекром, мотая головой и окончательно утратив девичий стыд, подмахивала ему своей попой и царапала ногтями его спину до крови. Ее белые ножки дрожали и дергались вокруг его волосатой задницы и бедер.

-Ты про Фильку забудь, коль подо мной лежишь, вот когда будешь под ним лежать, тогда и вспоминай хрипло и недовольно проворчал Макар Лукич, продолжая накачивать невестку, вминая податливое тело снохи в душистое сено…

- Ох, хорошо тятенька, не буду Филю вспоминать, когда я с вами…

О-о-о-у-ух-х-х-х не могу больше-е-е! Ещё глубже, ещё-ё-ё тятя…, ещё-ё-ё-ё!!! Ох-х-х, сладостно мне опять! — всхлипывала между стонами Полинка, царапая спину и вскидываясь тазом навстречу свёкру, словно пытаясь проглотить его своей щелью, в очередной раз кончая под ним и не насытившись, опять вскидывалась ему навстречу…

- Будет, будет тебе сладко, девонька моя, вот войдёт Филька в мужицкую стать, заматереет, а тут ты с моей наукой, вот и будете дарить себя друг дружке. А пока мне старайся понравиться… Буду пользовать тебя, когда захочу

даже, когда Филька возвернётся…, Слышишь меня, моя девочка?

-А уж ты со своей бабской хитростью подгадывай сама, как меня ублажить, когда захочу…

- Да я для вас теперь когда угодно…Я теперь без вас и не смогу больш-ш-е-е…Ещ-ё-ё-ё, тя-те-ньк-а-а, глубж-е-е…

- Вот, теперь вижу, что становишься бабой. Стони, кричи, моя ягодка, от этого мужик ещё больше загорается и сила его прибывает, — шептал свёкор, средним пальцем лаская лучики коричневой дырочки, повлажневшей от выделений Полинки. От такой изысканной и неведомой ласки, она потекла ещё сильнее, её задняя дырочка завибрировала, то сжимаясь, то расслабляясь, словно приглашая в гости.

- Вот оно то …, о чём сестрица мне старшая сказывала…, накануне моей свадьбы …, что наслаждаемся мы от мужского корня, — словно в бреду шептала горячими губами в ухо свёкру молодуха, — Что стыд теряем и похоть нас сознания лишает, — словно наперегонки подавая свои бёдра навстречу свёкру, шептала распалённая Полинка.

- Ах ты, моя голубушка, горячая какая! Не разбудил тебя Филя -то, похоть твою бабскую не разбудил! Ну ничего, я это исправлю, научу мужика ублажать по настоящему.

- А сеструха твоя хорошую школу прошла со своим свёкром, уж я —то знаю Кузьму Пантелеевича, он врать не станет…

Макар Лукич, видя страсть невестки и не в силах более терпеть, задвигал задом подминая под себя девушку и натирая матку головкой, заойкал, заухал по-мужицки негромко, вбивая свой кол в податливое тело Полинки.

- Ой, тятя-я-я, только не в меня-я-я-я-я-я се-е-м-я-я…, — опомнилась вдруг Полинка краем сознания, чувствуя, что свёкор уже на подходе, но не в силах остановиться, хотя бы на секунду и подбрасывая свой таз навстречу его корню раз за разом.

-Уж больно оно у вас плод-д-о-о-родное, да и я разошлась и чувствую понесу я сразу — крутясь под свекром и дрожа от страсти закричала невестка.

- Никак нельзя, чтоб я не спустил милая невестушка, ещё сильнее вминая её зад в пахучее сено: — Первенец твой — от меня будет, как и первенец старшей снохи!!!

- Фильке — то всего-17 годков сила в нем мужская не налилась, не проснулась, баловство одно, а тебе сильный, да здоровый сын нужен -, вон и сестрица твоя, что рассказывала тебе про сладострастие — не от мужа понесла — от свекра своего Кузьмы Пантелеевича, — у него корень знатный, поболе моего будет. Он не то, что месяц — на второй день ее припечатал после сына и осеменил. А она уже через неделю прибежала к нему на сеновал, да и сейчас ещё бегала бы, когда мужа нет дома, — да занемог жаль Кузьма, не может уже её пользовать. Но уж очень хвалил твою сестру, Дашку, Кузьма Пантелеевич -, уж больно горяча она в постели и ненасытна. Сейчас поди томится без мужика-то бедная…

- Не верю тятенька, что Дашка могла так, она не такая, — осмелилась возразить Полинка и в испуге зажала рот ладошкой…

- Мне бы её огулять разочек, пока мужа нет -, словно не слыша её прохрипел свёкр. Все вы не такие попервости, пока не почувствуете в себе корень сильного самца…

- А ведь папенька во всём прав и всё, что он делает и говорит — правда, думала разгорячённая Полинка, словно плавая в сладкой неге, может быть и правда Дашка тоже спала со своим свёкром…

— Да и ты вон какая горячая девка оказалась, а сразу тихоней была. Вот что значит разбудить в бабе бабу!!!

-У вас у всех по женской линии так?

- Ой не знаю я тятя, но мне с вами очень сладко и я очень хочу ещё, но не надо в меня-я-я-я!, — жалобно и как-то неуверенно попросила Полинка, жалобно скуля и подвывая от того, что творил с нею свёкор.

- Ну вот и хорошо, вот и ладненько, сладенькая моя! Вот и договоримся сейчас, сейчас, сейчас…

- Теперь вот и твоя очередь — принимать, Полинка, семя мое мужицкое .

- Что вспахал, то и посею!, — словно не слыша её и продолжая с размахом вбивать свой кол в хлюпающую щель невестки. Вспаханная земля должна родить!!!

- Не-е-е-ет -закричала девка — не надо, я от Фили-и-и-и хочу-у-у…, но всё же продолжая подавать низ живота навстречу набухшему корню, не силах остановить сладкие толчки Макара Лукича…

- Но свекор, приподняв и положив её ноги себе на плечи а руками ухватив её грудь, уже зашелся в мужском оргазме, хрипло крякнул, его зад быстро задвигался, корень задёргался, руки сдавили податливое девичье тело. Он застонал и до упора вогнав свой кол в девичье горячее нутро, пустил мощные струи густого, крепкого мужицкого семени, которые упруго ударили в матку, щедро орошая и наполняя её и лишая сноху последней воли .

— Д-а-а-а …, тя-тя-я-я, да-а-а …, осемени меня…, влей в меня всё, что у тебя есть…я твоя …, я хочу тебя ещё-ё-ё-ё-ё много раз, как в бреду стонала сноха, мотая головой из стороны в сторону, напрочь забыв свои прежние слова, чувствуя, как тугая струя растекается в её лоне, выгибая, скручивая её тело, бросая её навстречу этой сладкой струе, покорную и приручённую…

- Молодая женщина застонала от сладострастия, выгнулась дугой, упёршись ступнями в сено и влипнув низом живота в пульсирующий семенем корень, зашлась в долгом очередном оргазме, выдаивая последние капли семени свёкра, часто подбрасывая его низом живота, выпустив навстречу его струе, прям под его яйца, под свой белый зад сильную струю женских выделений, руками лаская постанывающего на ней мужчину, сливающего остатки семени в матку девушки плотно охватившей его мощный кол налитыми губками половой щели.

От вожделения и удовлетворённой похоти, глаза Полинки затуманились, затянулись поволокой, а её открытый в немом крике рот жадно хватал воздух, не в силах справиться с охватившим её экстазом. От взаимных толчков двух тел, налитые кровью губы влагалища, словно пережёвывали мощный корень свёкра, блестевший от обоюдных выделений Руки Полинки ласково обнимали шею отца Фили, не желая отпускать его ни на миг, глаза были закрыты в сладкой неге, а губы шептали что-то на ухо свёкру….

Макар Лукич с Полинкой застыли в сладком бездвижье, лаская и поглаживая друг друга, в полузабытьи шепча нежные слова и целуясь. Полинка забыла о своём Филе, о стыде перед свёкром и свекровью, о том, что она может понести от Макара Лукича и о том, как будет смотреть в глаза своему мужу. Она наслаждалась полной наполненностью в своём лоне, крепким корнем свёкра, который и не думал уменьшаться, сладко распирая стенки её влагалища, а крупной головкой упираясь ей в матку.

- Ну что лебёдушка моя, сладко тебе со мной?, шурша сеном и лаская сосочки Полинки, — шептал Макар Лукич.

- Ой сладко тятя, так сладко, как никогда не было. Так бы и лежала не вставая, — повторяла воспалёнными от страсти губами Полинка, всё ещё подавая свой передок навстречу ещё крепкому корню свёкра и выдаивая из корня Макара Лукича последние капли густого и горячего семени.

- Ну вот, а в кладовке упиралась, кочевряжилась…

- Полежи, моя сладенькая, полежи девонька, а потом мы с тобой повторим, чтоб без осечки. Да и тебе наука не лишняя будет и пока не затяжелеешь — учить буду -, шептал Матвей Петрович, запустив пальцы правой руки между пухлых половинок её аппетитной попки, поглаживая подушечкой среднего пальца лучики коричневой дырочки, разминая вход заднего прохода, иногда ныряя фалангой пальца внутрь и натирая перегородку и через неё поглаживая свой член.

- Хочешь, девонька настоящей бабой стать?- сильно вжимая всё ещё не опавший член в матку молодой женщины прошептал свёкор? Хочешь проходить со мной эту науку, чтоб стать и настоящей бабой и удовольствие получать?

- Хочу, хочу, очень хочу…, теперь хочу…я теперь без этого не смогу-у-у-у тятя…

- Только вот Филя как же, обидится он на нас…, да и Степанида Петровна тоже…, как же теперь я ей в глаза — то смотреть буду?, — слукавила Полинка, понимая, что нельзя ему всего рассказывать про свекровь.

— Это теперь моя забота, девонька. Твоё дело мне угождать теперь, да учиться мужика ублажать, чтоб тебе и ему всегда хотелось. Тебе ещё много чему научиться надо .

- А я Филю приголублю теперь как надо. Теперь я умею, — и она благодарно ещё сильнее прижалась к телу свёкра .

-Ах, ты голубка моя сладкая…, ты и четверти не знаешь и не умеешь от того, что должна знать и уметь…

- Ладно, со своей мужицкой стороны научу тебя всему, а вот по бабской части подкатись к моей Стешке…, Она у нас искусница …Научит тебя женским премудростям…А потом мы у тебя экзамент-то и примем … вдвоём… Согласна? -засмеялся свёкор продолжая ласкать её заднюю дырочку.

- Да как же я подкачусь к ней, она же …, она же жена ваша…, схитрила опять Полинка, вспомнив ласки свекрови.

-Ладно, я шепну ей…

- Да и как же это вдвоём…, несмело спросила Полинка, боясь вызвать гнев свёкра.

- А вот потом и узнаешь, это тоже наука, которой тебе предстоит научиться, засмеялся Макар Лукич, целуя её в губы.

- Ты вот что, девочка …, пришли как — нибудь ко мне Дашку. Уж больно горяча она по рассказам Кузьмы Пантелеевича, хочу её попробовать…, Я шепну когда.

Полинка сникла и надула губки. В ней вдруг проснулась ревность самки и к сестре Дашке и зависть к Степаниде Петровне, но она не посмела сказать об этом свёкру и решила опять схитрить.

- Только как же я ей о вас скажу — стыдно ведь предлагать родной сестре такое.

- Ничего, Дарья девка понятливая. Ты только пригласи её в нужный момент, я шепну когда, а уж там мы сладимся с нею.

- А я как — же тятя?-, чуть не плача прошептала Полинка.

— Понравилось, девонька моя, — довольно засмеялся Макар Лукич, елозя средним пальцем в горячей попке снохи.

—Не бойся, никому тебя не отдам, тебя целую неделю пользовать буду, ты-то под боком. Вот только с Филькой потом тебя делить будем, по — свойски …

- А с Дашкой и с тобой втроём сговоримся как — нибудь…

- Согласная я, вот только кабы не прознал он об этом, — Полинка намеренно не помянула Дашку уже ничему не удивляясь и слово «втроём» уже почти не резануло её слух, раз тятенька говорит, значит так надо, да и свекровь наказывала слушаться его и исполнять его волю…, — покорно думала Полинка…

- Сено ворошить тебя брать буду на покос, да мало ли чего…

И Полинка, ободрённая его последними словами и всё ещё заполненная корнем и пальцем свёкра, счастливо засмеялась. Ей всё, что делал с нею Макар Лукич было в новинку и, эта ошеломительная новизна нравилась ей, молодой и неопытной, во всём теперь покорной и выполнявшей любые капризы своего свёкра. Теперь она уже сама потихоньку подавалась навстречу пальцу свёкра, чувствуя, как боль проходит, а её тело опять наполняется удовольствием и негой. И когда к среднему пальцу присоединился указательный, она лишь на секунду замерла,

ощутив лёгкую боль от нового проникновения, но соки из щели, стекающие в ложбинку попы, увлажнили пальцы свёкра и вскоре легко двигались, обжатые её мышцами. Пальцы свёкра легко двигались в задней дырочке и уже дос- тавляли ей какую-то необычную, неизведанную ею сладость,

заставляя вспоминать, как двигался корень свёкра между половинок её попы, также возбуждая её…

- Полинка, лёжа под свёкром, наслаждаясь наполненностью своей щели, вспомнила вдруг, как однажды придя в гости к старшей сестре, увидела, что Дашка выходит из сеновала красная и растрёпанная с блестящими и какими — то счастливыми, сумасшедшими глазами, отряхивая с подола сенную труху. Причём сено было и в её непокрытой голове. А на верхней губе у Дашки, Полинка заметила белую блестящую подсыхающую каплю. Она обняла Дашку и поцеловала её, так как соскучилась за нею, невольно слизнув солоноватую, белёсую каплю.

- Сено со свёкром ворошили, как — бы не сопрело, — как — то странно засмеялась Дашка и потащила её в дом .

- Оглянувшись, Полинка, увидела выходящего из ворот сеновала кудлатого, крупного свёкра Дашки, на ходу застёгивающего ширинку. Наверное пописял, — прыснув в кулак, подумала она тогда и пошла следом за Дашкой. Ей тогда было четырнадцать лет и кроме как с работой, она не могла связать нахождение Дашки на сеновале со свёкром.

Отсутствие мужа Дашки, её тоже не смутило. Вот только от Дашки опять исходил какой-то непонятный, волнующий, терпкий и возбуждающий запах, заставивший соски её уже тогда наливавшейся груди почему- то затвердеть, а низ живота зазудел так, что она украдкой прижала ладонь к промежности. Но это не укрылось от глаз Дашки и она сверкнув, по прежнему блестящими глазами, сладко потягиваясь, спросила: «-Что уже чешется? Ну-у, так пора уже сено ворошить с кем — нибудь …

- Есть с кем, а сеструха?», — и расхохоталась звонко и заливисто. Тогда Полинка смутилась, ничего не поняв и, посидев немного со старшей сестрой и расспросив её о деревенских новостях и о её муже, удивляясь тому, как возбуждена её старшая сестра и передав ей гостинцы от матери, вскоре ушла в свою деревню.

- А теперь, моя сладкая, давай передохнём малость. И он грузно свалился на бок, хрустя сеном, при этом его корень ещё не до конца опавший, со чпоком выскочил из сладкой щёлочки невестки, увлекая за собой струйку своего семени. Полинка с сожалением подалась за уходящим, ставшим таким родным и уже привычным, наполнившим её до краёв семенем корнем свёкра, прислушиваясь к своему телу, чувствуя как из неё вытекает, переполнившее её лоно густое семя, ручейком стекая в ложбинку попки и дальше на сено…

- Полежи, отдохни, моя сладкая, после такой-то работы отдых нужен, иначе сладость горечью обернётся, — обнимая и поглаживая её полные груди, шептал Матвей Петрович, с удивлением чувствуя как в нём опять просыпается мужская сила. Полинка тоже, ещё не насытившаяся, памятуя слова свёкра, прилегла головой ему на грудь и проведя рукою вниз, с опаской прикоснулась к скользкой и ещё упругой головке корня свёкра, стала его поглаживать, словно благодаря за доставленное удовольствие, и с радостью ощущая, что он и не думает падать, а опять наливается силой и упругостью.

Она с жадностью вдыхала терпкий, возбуждающий, исходящий от корня запах, который казался ей как будто знакомым, словно притягивающий к себе, заставляющий трепетать её ноздри в нетерпении насытиться этим запахом. И Полинка, лаская рукой опять оживающий корень свёкра, непроизвольно сползала лицом по животу свёкра, щекой елозя по дорожке волос от груди до паха поближе к источнику запаха. Этот запах словно завораживал и притягивал и её, напоминая ей что-то, манил к себе, лишая стыда и воли.

- Ах какая ты, сношенька ласковая… Ишь, как быстро всё схватываешь, моя сладенькая! — Ну, теперь поцелуй моего красавца, порадуй страдальца, чай заслужил, а!

- Полинка, совершенно не думая о том, что говорит свёкор, лишь чувствуя и в самом деле благодарность к тому, что она держала в руке, наклонилась, повернувшись к свёкру ногами и, вдыхая терпкий, возбуждающий запах семени свёкра, смешанного с её выделениями, зовущий и пьянящий запах самца, чмокнула его упругую головку. И она тут же вспомнила этот волнующий запах … Также пахло от Дашки тогда ….

«Какой же я была дурой », — промелькнуло у неё в голове и она уже сама поцеловала головку свёкра ещё раз. Потом она почувствовала, как тяжёлая рука свёкра легла ей на голову и надавив вниз, прижала её губы к скользкой ещё головке. Полинка хотела сказать, что так нельзя, что это стыдно, но тут головка проскользнула ей в рот и заскользив по нёбу, стала нежно ласкать полость рта.

- « Что же я делаю?» -, подумала Полинка, чувствуя как набухающий ствол свёкра ходил у неё во рту, доставая иногда до горла. Её рот наполнился слюной, облегчая скольжение, а вкус возбуждал её всё сильнее. Кроме того, большая бархатная головка узловатого корня, ласкала рот и губы не менее сладко, чем её щель и она возбуждаясь всё больше и больше, заглатывала корень свёкра всё глубже…

- «Мне это нравится, нам обоим это нравится, боже как же хорошо …» -, и уже не чувствуя ничего необычного в том, что она делает, не отделяя себя от него и безгранично доверяя свёкру, Полинка, лаская языком скользящую по нему крупную головку, покорно задвигала головой под рукой свёкра.

Рука Матвей Петровича, надавив несколько раз на голову, скользнула в межножье и начала гулять между губок щели, вновь разжигая её страсть. — Теперь сама соси, тебе понравится, голубка моя …, бабам всем нравится это делать, язычком, язы-ы-ычком по головке поводи, а потом на всю длину, чтоб до горла, — прохрипел свёкор, поддавая снизу своим корнем, ставшим опять толстым и узловатым. Полинка языком изучала набухшие вены узловатого корня, наслаждаясь его твёрдостью и какой-то мягкой силой этой сладкой игрушки, которая возбуждала её всё больше…

- Учись ублажать мужика: -, продолжал свёкор, до конца загоняя свой набухший кол, в рот покрасневшей и задыхающееся снохе. Полинка закашлялась и вытащив изо рта огромную игрушку, и отдышавшись, опять засунула её себе в рот и принялась с упоением сосать, по совету свёкра порхая языком по багровой головке, то вбирая ствол в себя до горла и чувствуя, что ему это нравится.

Пальцы свёкра искусно ласкали её промежность и скользкую от его семени дырочку попы, заставляя Полинку опять стонать и извиваться. Полностью покорённая, опьянённая вкусом и запахом самца, захваченная похотью молодая женщина, только что испытавшая чуть — ли не первый раз столько оргазмов кряду, с упоением двигала головой вверх — вниз, с удовольствием насаживаясь на ствол свёкра, пуская слюни и поддрачивая и лаская яйца и без того крепкий корень, лежащего перед нею мужчины.

Она уже не думала, что это нехорошо, что то, что она делает неправильно, она поняла, что то, что она делает нравится её мужчине и нравиться ей самой, тем более, что два пальца свёкра, средний и указательный, скользили в её попке и влажной пиздёнке, сладко пиля её тонкую перегородку, и доставляя ей безумное удовольствие. Она не знала, чем это закончится, лишь глухо стонала, причмокивая, насколько это было возможно распёртым ртом, да мелко дрожала низом живота, нанизываясь на волшебные пальцы свёкра.

- А Макар Лукич понял, что попка его снохи необычайно упругая и необычайно отзывчивая на проникновение в неё и что удовольствие она будет получать от этого не меньшее, чем от проникновения в свою щель. Он теперь знал, что с Полинкой ему несказанно повезло и решил воспользоваться её попкой в ближайшее время, тем более, что обещал научить её всему…

—Ах, как хорошо ты делаешь, девочка моя, ах, какой шустрый у тебя язычок -, хрипел Макар Лукич, ускоряясь пальцами и своим стволом, чувствуя, что уже на подходе. Он вставил ещё и безымянный палец в попку Павлуши и, тут же почувствовал, как сноха прижала свои ноги к животу, выпятив попку навстречу его пальцам, завибрировала мышцами попки, крупно задрожала, резко надвигаясь на пальцы. Это было последней каплей, включившей его семяизвержение и он лишь успел прижать голову, дёрнувшейся было Павлуши, заставляя ту, глотать терпкую пахучую струю.

— Глотай, глотай, девонька — это пользительно для баб, только в твоём возрасте об этом мало знают, ослабляя давление на голову и давая ей возможность дышать ртом, выдохнул Матвей Петрович, поглаживая вздрагивающее тело кончающей невестки. Полинка со слезами на глазах, высасывала последние капли, смакуя и перекатывая во рту густые сливки свёкра, облизывая опадающую головку, с обожанием глядя на счастливого свёкра и радуясь, что, кажется, удовлетворила его и удовлетворилась сама.

Она вспомнила этот запах, запах самца, вспомнила и вкус той капли, которую она нечаянно слизала с губы Дашки и этим запахом она наслаждалась сейчас, смакуя его, улавливая его трепетными ноздрями. Запах который исходил тогда от Дашки, теперь принадлежал ей одной и она понимала теперь почему так блестели её глаза и радовалась тому, что она тоже испытала это в полной мере. Теперь Полинка поняла, чем занималась Дашка на сеновале со своим свёкром и «какое сено» они ворошили и что за капля у неё была на верхней губе. Ей вдруг стало легко и свободно. Ей очень понравился вкус соков Макар Лукича, и она с удовольствием слизывала остатки их с ещё крепкого корня…

- Знать не одна я такая и почти все занимаются этим. Вот и Макар Лукич об этом же говорит. И она ещё крепче прижалась к крепкому телу свёкра. Только Филя об этом не знает, всё ещё с сожалением подумала Полинка.

— Нет, неделей я не насыщусь, уж больно знойная ты девка, словно огонь. И теперь Фили тебе мало будет, сама приходить ко мне будешь, — прижимая к себе покорно свернувшуюся калачиком невестку, произнёс Макар Лукич.

- Будешь приходить, голубка моя? …

— Да я к вам, тятя, теперь по первому зову…, когда угодно…, я теперь и не смогу без вас …, без вашего сладкого корня, только кликните …, — шептала тоже удовлетворённая невестка, слизывая последние капли семени со своих губ .

- И Дашку, сеструху свою, пришлю к вам, пущай попользуется раз вы хотите, только меня не забывайте — словно кошечка ластилась молодуха к опытному мужику.

- Да меня на вас двоих хватит, хоть вместе хоть порознь…

- Да как же это вместе, разве это возможно, тятенька —стыдно ведь…, зашептала Полинка, искренне удивляясь словам свёкра …, да и сестра ведь она мне…, не согласится поди…

- Можно, можно, голубка моя…, так ещё слаще будет с сестрой ублажать одного мужика… Да и вам это будет в новинку — любиться втроём, разжигая друг друга …Ты, я думаю полюбишь это дело, да и Дашка девка горячая и понятливая… Ну мы ещё попробуем это, ты только Дашку позови когда скажу…

-А как же Филя, когда приедет, вдруг узнает, — уже почти соглашаясь и млея опять от рук Макара Лукича, который ласкал её бутончик. Она вспомнила ласки свекрови и поняла, что они ничем не хуже чем ласки свёкра, так почему бы не попробовать. Лишь бы Дашка согласилась…

- Она вдруг представила свою сестру Дашку, её сдобную фигуру с упругой, крепкой грудью и ей захотелось вдруг потрогать её там и дать потрогать себя…

- Будете себя умно вести — Филя ни о чём не догадается, а там решим где и когда…, — как уже об всём решённом заключил Макар Лукич.

- И ещё …Ты вот что, девонька, когда мы одни, зови меня Макаром..

- Хорошо, Макарушка, — теперь я тебя так звать буду, когда поблизости никого нет -, счастливо зарделась Полинка, переваривая, то что услышала от свёкра. Теперь всё, что она слышала от своего Макарушки казалось ей правильным и единственно верным…

- И она пылко прижалась губами к головке опадающего корня свёкра, лизнув головку в прорезь потом легко поднялась и набросив на себя сарафан, вышла из сеновала.

- Занимаясь хозяйством, Полинка прислушивалась к своему словно обновлённому телу, ощущая необычную лёгкость, сменившую любовную усталость на необыкновенный прилив знергии, прислушиваясь к перезвону молота и наковальни, который раздавался из кузни, где Макар Лукич мастерил что-то. Иногда она не утерпев, забегала в кузню и прижавшись к широкой обнажённой спине свёкра грудью, с моментально встававшими, малиновыми сосками и потёршись ими о влажную, широкую спину, опять убегала во двор заниматься повседневными делами, успевая игриво увернуться от рук свёкра, не успевавшего ухватить её…

- Работая в кузнице он не переставал думать о ней, вспоминая её сладкое тело с нетерпением ожидая того момента, когда он снова сможет насладиться ею…

- Ах ты егоза, что ж ты не даёшь мне работать, сладкая моя!, — не успевая ухватить её думал Макар Лукич, глядя на ладную фигурку невестки.

- А Полинка, зная, что после работы в кузнице свёкор всегда моется в бане, уже успела наносить воды и затопить баню, замочила веники, принесла из погреба холодного кваса и теперь ждала когда же Макар Лукич закончит работу.

Она окатила горячей водой широкий полок и смыв водой такую же широкую скамью пониже и вся мокрая от пота вышла в не менее просторный предбанник, где тоже стоял широкий дубовый стол с двумя широкими скамьями, и также пройдясь по ним влажной тряпкой и, окинув взглядом проделанную работу, ушла в дом за бельём для себя и Макар Лукича.

- Раньше она ходила в баню со своими малолетними золовками и сейчас не знала, как ей поступить, идти ли ей со свёкром, или отдельно. И она, чтобы не попасть впросак решила просто сообщить ему о том, что баня готова, а там уж как он сам решит…

- Когда она, не слыша больше стука молота вошла в кузницу и поискав глазами свёкра, не увидела его, то решила, что он вышел во двор, пока она готовила баню. Полинка уже собралась уходить из кузни, но вдруг увидела дверь, на которую раньше не обращала внимания. Ей вдруг подумалось, что Макар Лукич спрятался там, чтобы напугать её и кроме того ей самой стало интересно, что же там за таинственной дверью …

Она открыла дверь и заглянула внутрь. Там за дверью оказалась небольшая каморка с невысоким просторным топчаном покрытым суконным одеялом, с одним окошком с открытой форточкой и с ещё одним окошком в потолке, которое тоже было приоткрыто, что позволяло постоянно проветривать коморку. И если в самой кузнице было жарко и пахло калёным железом и углём, то в каморке было прохладно и свежо, несмотря на то, что послеобеденное солнце светило прямо в окно на потолке.

Полинка поняла, что Макар Лукич отдыхает здесь после тяжёлой работы в кузнице и собралась уходить и поискать его во дворе .

А Макар Лукич в это время сидел за мехами, куда он спрятался, собираясь всё-таки поймать сноху при её очередном появлении и насладится её упругой грудью, и всей её ладной фигурой. Поэтому он и спрятался, чтобы неожиданно появиться перед нею.

Увидев, что Полинка заглянула в коморку, он потихоньку вылез из своего схрона и на цыпочках подкрался к снохе, любуясь её ладным телом на фоне открытой двери, освещаемой солнцем, опять страстно желая её и сгорая от нетерпения, прижался к ней сзади .

Полинка от неожиданности вздрогнула, но потом поняв, что это её «Макарушка», затрепетала в его руках, ощущая как опять затвердели её соски в ладонях свёкра, чувствуя, как к её попке прижался горячий корень Макар Лукича и как тогда в чулане её ноги опять стали ватными и между ними мгновенно стало мокро и сладко заныло. Ей опять до дрожи во всём теле захотелось как тогда испытать те же чувства, которые она испытывала в чулане, почувствовать его сильные руки на своей груди и между ног, снова ощутить то сумасшедшее состояние, которое он подарил ей тогда…

- Макарушка, ты меня напугал …, а я б-б-а-ню истопила…и веники уже замочила …-, млея под его руками и ещё больше от его поцелуев в шейку …, и квасу с погреба принесла…

- Она не заметила, когда свёкор успел спустить лямки сарафана, который мягко упал к её ногам, — она слушала своё тело, снова наслаждаясь сильными руками, которые гуляли по её обнажённому телу, ласкали между ногами, не обижая ни одну ни другую дырочку…

Всё было как тогда в чулане и она страстно желала, чтобы сейчас всё свершилось, чтобы свёкор взял её именно так, как он хотел тогда и как она сама того хотела, впервые тогда

испытав женскую похоть к сильному мужчине…

Макар Лукич завозился сзади и его портки упали также к его ногам. И тут же Полинка почувствовала горячую головку его корня прокладывающую дорогу у неё между ногами …

Макар Лукич подталкивая её к топчану, продолжал ласкать торчащие горошины груди Полинки, одновременно целуя её шейку, отчего она сладко вздыхала и текла всё сильнее и от этого вскоре корень свёкра был мокрым от её выделений.

- Макарушка…возьми меня, как ты хотел там… в чулане, я

оче-че-н-ь хочу так…, — выпячивая попку навстречу горячему колу свёкра -, шептала возбуждённая Полинка, наступая коленками на грубое сукно топчана…

А Макар Лукич продолжая толкать её дальше и заставляя стать коленками на топчан, надавил на шейку, принуждая лечь грудью на жёсткое сукно топчана, отчего попка Полинки выпятилась ему навстречу, открывая взору свёкра пухлые, влажные губы ждущей щели и коричневый сморщенный глазок попки, который нечасто вибрировал в ожидании, словно приглашая в манящую глубину…

Напряжённый кол свёкра тоже вибрировал в унисон шоколадному глазку попки, но Макар Лукич, увидев такую красоту перед собой, громко засопев, наклонился и втягивая тонкими ноздрями божественный запах текущей и хотящей его самки, зачерпнул шершавым языком обильную влагу от похотничка и протягивая вдоль пухлых губок, слил всё в воронку попки, ласково обводя кончиком языка по откликнувшимся тут же лучикам коричневой дырочки…

- Полинка глухо застонала от такой двойной необычной ласки, в предвкушении ещё сильнее выпятив попку навстречу языку свёкра, который снова прошёлся меж текущих губок Полинки и опять наполнил коричневую воронку своей слюной и выделениями текущей снохи. Вскоре в результате его стараний в ложбинке попки образовалось «озерцо», которое, то уходило в глубину, морщиня колечко, то опять появляясь и тогда морщинки разглаживались, блестя и маня влагой.

- Полинка предвкушая соитие, нетерпеливо ещё круче задрала попку, похотливо выставив на обозрении свёкра багровые губки своей щели, которые уже сочились не переставая и дразня свёкра, а попка «подмигивала» ему своим шоколадным глазом. У неё абсолютно исчезло чувство стыда, похоть затмила её сознание, а язык Макар Лукича продолжая наполнять «озерцо», заставлял её стонать не переставая, переходя на вой, похожий на вой молодой волчицы…

- Наконец свёкор не выдержал такой пытки и взяв подрагивающий от вожделения конец в руку, «искупал» его головку в «озерце» и раздвинув ждущие, набухшие губки щели, с хрипом вошёл в манящую глубину…

- Полинка, так долго ждавшая этого, всё равно вскрикнула от неожиданности или вожделения и покачивая попкой из стороны в сторону, умащивая в себе крупный, но уже такой знакомый и желанный корень свёкра, жадно обнимая его стеночками своей щели, надвигая себя на твёрдый, горячий штырь возбуждённого Макара Лукича, который не в силах терпеть прижался бёдрами к ягодицам Полинки, задвигая до конца свой корень и упирая крупную головку в матку возбуждённой женщины. Они затихли, словно перед боем, готовясь к любовной схватке…

- Макар Лукич, сипя от вожделения, стал мелкими ударами, словно молоточком по наковальне, ласково долбить матку стонущей Полинки, подающей, круто задранную попку навстречу разбухшему корню свёкра, ставшего чередовать мелкие толчки с протяжными, глубокими, на всю длину стержня ударами, доводя молодую сноху до исступления, хрипящую и почти теряющую сознание…

- В таком положении корень свёкра входил ещё глубже, отчего Полинка так долго ждавшая и хотевшая, чтобы Макар Лукич взял её именно так, заскулила, завыла и зажав стенками щели сладкий корень свёкра застыла орошая его своими соками …

-Ма-к-к-кар-у-шка, что ты со мной де-е-ела-ешь…

- Крепко ухватив её за бёдра, не отрывая взгляда от озерца, то уходящего вглубь, то вновь появляющегося, возбуждающего, влекущего и словно приглашающего за собой, Макар Лукич мощно налёг на сноху, вминаясь в её плоть и чувствуя как мощная струя врывается в недра Полинки, которая кажется потеряла сознание и словно бабочка, наколотая булавкой удерживалась только корнем свёкра…

- Ещё не закончив извергаться в недра снохи Макар Лукич выдернул свой корень из чмокнувших губ Полинки и направил последнюю струю в то исчезающее, то появляющееся «озерцо» соблазяющей его попки снохи, наполняя его до краёв…

- Полинка, ещё не пришедшая в себя после сладостного состояния, лежала без движения, круто изогнув попку, словно ожидая продолжения, ещё не насытившись корнем свёкра, покинувшем её ждущую красную щель с багровыми, натёртыми вывернутыми губами…

- Макар Лукич с по прежнему торчащим корнем, тяжело сопя, не в силах больше терпеть, утопил головку в переполненное «озерцо» и, крепко ухватив Полинку за бёдра начал вдавливать багровую головку в постепенно раздвигающуюся воронку, раздвигая «берега озерца» и выдавливая его наружу. И вскоре головка полностью вошла внутрь охватившего её кольца…

- Почувствовав боль Полинка очнулась, и подумав, что свёкор ошибся, прошептала:

- Не туда Макарушка, не туда-а-а…, чуть ниже-е-е…

- Туда, туда… краснея от натуги и продолжая давить корнем, — хрипел Макар Лукич:

- Бог дал вам бабам три дырки …, — одну, чтобы рожать, а две другие, чтобы мужика ублажать, терпи… Потом тебе понравится…, ты же хотела настоящей бабой стать…

- Полинка от нестерпимой боли стонала в голос, стараясь снятся со стержня свёкра, но это было также бесполезно как и тогда в чулане, когда он зажал её как железными клещами и вертел ею как хотел…

- Расслабь попку-то, легче войдёт, прохрипел свёкор, продолжая напирать, вползая словно уж внутрь её попки, заполняя прямую кишку полностью и вскоре прижался бёдрами к вздрагивающим, потным ягодицам Полинки и застыл, давая ей возможность привыкнуть к тому, что в неё вошло…

- Застыла и Полинка, отдыхая от боли, привыкая к необычному состоянию полной заполненности, смешанной с какой-то болезненной сладостью, незнакомой и неожиданной…

- А опытный Макар Лукич протянув правую руку к похотничку Полинки стал ласково теребить его, чтобы заглушить её боль и заставить вновь возбудиться…

- Ему это удалось, судя по тому как Полинка вновь стала сладко постанывать, елозя низом живота по пальцам свёкра,

стараясь насадиться на них, и снова обильно их увлажняя и постепенно забывая о боли в попке…

- Похотничек Полинки захрящевел и она всё сильнее тёрлась им о пальцы свёкра, стараясь вернуть себе то состояние, которое до этого дарил ей Макар Лукич. Елозя при этом низом живота, Полинка невольно двигалась попкой на корне свёкра, забыв о том, что минуту назад она рыдала от боли в попке…

- Макар Лукич не торопился и стараясь подыгрывать ей стал потихоньку, мелкими толчками двигаться корнем в её попке, при этом вставив два пальца в щель Полинки и натирая через тонкую перегородку свой корень. Полинка опять почувствовав возбуждение и совсем полную заполненность, уже стонала не от боли, как раньше, а от того, что головка стержня свёкра ласкала матку с задней стороны и это было необыкновенно сладко и немножко больно, но пальцы Макара Лукича как будто снимали эту боль, опять заставляя Полинку исходить соками…

- Макар Лукич чувствуя, что стоны Полинки изменились, стал двигать корнем уже смелее, вытаскивая, а потом задвигая почти наполовину свой набухший узловатый корень, мягко зажатый колечком попки, которое при каждом движении стержня, становилось всё мягче и мягче и теперь словно доило его и сладко массировало корень до головки…

- Полинка сама уже чувствовала, что боль уменьшается, а вместо неё появляется какая-то необычная сладость, там, где до сих пор была режущая боль…

- Постепенно она стала двигать попой навстречу движениям свёкра и всё сильнее возбуждаясь, позабыв про боль, которая ещё чувствовалась, но побеждённая необычной похотью, словно уходила внутрь тела, принося вместе с ласками похотничка неизъяснимую и такую желанную и незнакомую сладость…

- Полинка поняла, что с тех пор как Макар Лукич зажал её в чулане, она ждала, чтобы он взял её именно так, как брал он её сейчас —жёстко и необычно, хоть и не подозревала, что так можно, но извечным женским чутьём она понимала, что ему так нравится… Она не понимала чего она хотела конкретно, но её короткие познания из разговоров баб и замужних девок не позволяли ей знать больше. А сейчас она полноценно испытала на себе всё то, о чём судачили бабы и это ей понравилось, хоть и было сначала нестерпимо больно…

- И сейчас, чувствуя, как мощно корень свёкра ходит в её попке и уже не доставляет ей ничего кроме сладкого необычного удовольствия, Полинка стонала при каждом толчке, стараясь подать зад ему навстречу, ожидая чего-то необычного, которое уже подходило, надвигалось на неё, заставляя её почти рычать в предвкушении…

- Наконец Макар Лукич тоже зарычал как зверь и стал извергаться в недра попки Полинки, заставляя ту извиваться,

выкручиваться, вздрагивая и подвывая в голос…

¬¬

- Потом они долго лежали, отходя — она от сладкой боли,

он от новой, неимоверной и такой желанной связи с молодой женщиной — своей снохой, доставившей ему столько радости и удовольствия, давно желанной и наконец доставшейся ему как подарок…

- Полинка лежала на груди у Макара Лукича, прислушиваясь к дыханию спящего, уставшего мужчины и думая о том, что через два дня должна приехать свекровь, а через неделю должен приехать Филя с обозом и всё её счастье закончится, но всё таки она была рада, что это было в её жизни, что она испытала сладость плотской любви, о которой мечтала и о которой говорили бабы молодые девки…- И ещё она думала о том, что у неё есть ещё два дня, два бесценных дня с её Макарушой..