Мужики, - сказал Дымов, удовлетворенно вытянувшись на лежанке. После третьей стопки его раскрасневшееся после доброго пара лицо лоснилось. - Не пора ли нам о бабах?
     Четверка немолодых уже мужчин, собравшихся в отдельном кабинете Сандуновских бань, удовлетворенно загоготала.
     Только, чур, мужики, - снова заговорил Дымов, - давайте условимся. Во-первых, ничего не скрывать: ни подробностей, ни ощущений, ни впечатлений, ни последствий. Во-вторых, рассказывать будем о тех женщинах, с которыми все вышло вроде случайно, а мы потом о них ужасно жалели. И, в третьих, имена их должны начинаться на букву "О". И не врать!
     - Ну, ты даешь, - воскликнул Марочкин, человек полный и простодушный. - Условий сколько. У меня может ничего такого и не бывало, Давай чего попроще: привел на квартиру, завалил, вставил, а наутро - под зад коленкой. Вот и весь рассказ.
     - Нет, нет! Давай, как Кузмин предлагает, - неожиданно поддержал Дымова Ченцов, обычно неохотно участвовавший в подобных разговорах. - Ты все только вставил да вставил. Иной раз в жизни такое встречается, хоть роман пиши.
     Четверо друзей собирались в Сандунах каждую третью пятницу месяца. Судьба разбросала их, бывших одноклассников, по разным местам: злачным и не очень. Вне бани они встречались редко. Только, разве, на днях рождения у друзей, да еще в начале осени иной раз удавалось выбраться вместе на охоту в дальнее подмосковное хозяйство. В баню, однако, ходили регулярно. И банные разговоры тоже были регулярными: после первой стопки - здоровье и польза крепкого сандуновского парка (куда уж там всякой зарубежной сауне). После второй - семья и работа. Ну, а после третьей и уже до конца - о бабах. Вот и сейчас третья стопка вывела их на проторенную дорогу, а чтобы не была эта дорога слишком гладкой, придумал Дымов свои условия.
     - Ладно. Кто начнет?
     - Да, пожалуй, я начну, сказал молчавший до сих пор Ивантеев, по слухам крутой бизнесмен. - Была у меня в юности одна история, для данного случая подходящая. И девушку звали Оля. Не знаю даже, хорошо ли говорить о том, что у нас было, ведь эта Оля и сейчас где-то живет. Ну, да ладно. Мы люди свои, расскажу.
     Был я тогда совсем молоденьким студентиком. Когда мы, как припоминаете, приехали из своей Тмутаракани в Москву, устроила меня мамаша на квартиру к одной нашей давней знакомой, Капитолине Александровне. Женщина она была еще совсем не старая, но вся какая-то мятая, жеваная. Комнатушка у нее была крохотная, зато в самом центре, с окнами, выходящими на дом Ивана Козловского. Живем мы с ней в комнате вдвоем, с клопами, правда, еще. А за стеной (квартира то коммунальная) - две молоденькие девчонки с родителями. Еще в одной комнате - отставной милиционер. Кухни нет, газовая плита в коридоре стоит. Здесь же и туалет прилеплен. А ванна и вовсе рядом - в Чернышевских банях.
     Об этих девчонках и будет мой рассказ, вернее, о младшей Оле. Старшая - Катя, моя ровесница, красивая была девка, да уж больно здоровая вымахала. Я то, вы сами видите, ростом не больно вышел, а тогда и вовсе субтильный был. Поэтому мы с Катей были просто друзьями и ни о чем другом не думали.
     Вдруг я стал замечать, что младшая, Оленька как-то странно себя ведет. На глаза мне стала попадаться все время. Однажды даже в туалет мимо меня прошмыгнула в одной комбинации. Только мне не до нее было тогда. У меня в институте зазноба была, и дела наши с ней двигались очень споро. Я уж и за пазухой у нее своим человеком был, и под юбку, между прочим, был допущен почти до конца. И все у нас должно было вот-вот состояться, погода только мешала: стояла холодная весна, а квартиры пустой не было. Иначе бы я ее давно трахнул, нам обоим этого очень хотелось. Где уж тут мне Олю заметить?
     И, впрочем, зря я ее не замечал. Девочка она была очень привлекательная, с симпатичной мордашкой, полненькая, а талия тонкая-тонкая. И грудь тоже вовсе не маленькая. Она тогда училась в школе, в последнем классе. Ну и, видимо, невзначай влюбилась в меня, сама того не заметив. А я, что называется, ни уха, ни рыла.
     И тут вдруг происходит такая история. У моей институтской подружки внезапно обнаруживается какая-то редкая форма астмы. Родители хватают ее и, несмотря на то, что я еще не успел ее трахнуть, увозят в Крым на несколько месяцев. Я же остаюсь, можно сказать, со вставшим членом, приткнуть который совершенно некуда. На блядей у меня тогда финансов недоставало, любовницы, даже самой завалящей, не было. Вот тут то я и заметил соседку.
     Прихожу я как-то домой пораньше, и вижу ее в халатике и в бигуди, прикрытых косынкой.
     - Олюнь, - говорю я ей, - ты собралась сегодня куда или просто мне хочешь понравиться?
     И на бигуди показываю. Она зарделась, а я продолжаю
     Так ведь ты мне и так нравишься и с прямыми волосами, и даже как сейчас, с бигуди на голове.
     Девочка еще больше стушевалась и убежала в свою комнату, а я следом за ней. Подошел и несмело обнял, рассчитывая в глубине души на серьезный отпор. Его, однако, не последовало. Оля покорно подставила губы для поцелуев, но сама на них не отвечала. Потом отстранилась и каким-то особенным голосом произнесла:
     - Не нужно, сюда кто-нибудь войдет. Приходи лучше завтра пораньше.
     Надо ли говорить, что на следующий день я летел домой как ошпаренный. Оля открыла мне дверь уже без бигуди, в симпатичной светлой кофточке и короткой клетчатой юбке. Тут я впервые обратил внимание на стройные ножки моей соседки.
     По пятницам обитатели квартиры расползались кто куда. Олины родители собрались ехать на дачу прямо с работы. Милиционер с женой уже третий день пребывали за городом. Моя хозяйка Капитолина в эту пятницу совершала традиционный ежемесячный визит к двоюродной сестре, проживающей в огромной квартире на Башиловке, и собиралась пробыть там до понедельника. Катьки тоже не было дома, но ее планы нам не были известны.
     Я притянул Оленьку к себе, но она ловко вывернулась и сказала:
     - Пойдем к тебе, а то Катька вот-вот заявится.
     Мы вошли в мою комнату и сели на диван. Оля уже не вырывалась из моих объятий, сказала только:
     - Зачем ты это делаешь, ведь у тебя же есть Таня?
     Я не стал посвящать ее в наши с Таней трудности и предпочел традиционное мужское объяснение:
     - Да что ты? Я с ней уже давно расстался и все из-за тебя. Ты мне так нравишься, просто сил нет.
     И я стал вдохновенно врать, чередуя слова с поцелуями и сам веря в то, что говорю. Как мы целовались! До головокружения, не отрываясь друг от друга. Я посадил Олю к себе на колени и отпускал нежные губы только затем, чтобы отдать должное шейке, щечкам и глазкам моей девочки.
     - Тебе не тяжело? - шепнула она.
     Мне не было тяжело, я с трепетом ощущал мягкое Олино тело, мой член твердел, упираясь в него, и Оля вздрагивала, чувствуя это.
     Целуя нежную шейку, я опускался все ниже и ниже и, когда мне стали мешать пуговицы блузки, начал их расстегивать. Оля не сопротивлялась. Она безропотно позволила мне расстегнуть также лифчик, и на свет божий появились ее груди с розовыми сосками. Я тут же приник к ним губами.
     В общем, дело двигалось. Однако, когда я положил руку на Олино колено, она резко сбросила ее и не дала прикоснуться к ноге.
     - Не надо! - сказала она строго. Я не хочу.
     Не знаю, надолго ли хватило бы ее строгости, но загремела входная дверь. Оля вспорхнула с моих колен, мигом привела себя в порядок, и мы пошли встречать Катю.
     - А, вот вы где, - безразлично сказала высокая Катя, - я на сегодня отучилась и еду к Люське на дачу. Прямо сейчас. Олька, если родители будут звонить, скажи им, что я появлюсь в воскресенье.
     Через час, одевшись и накрасившись, она ускакала, а мы с Олей снова принялись целоваться, теперь уже у нее в комнате на широком диване. Я уже не колеблясь, снял с нее блузку и лифчик, и сам остался только в тренировочных штанах. Мы терлись грудью друг об друга, и я не мог вспомнить ощущения, слаще этих прикосновений.
     Я нежно поглаживал Оленьке ноги, и она замирала от неизведанного удовольствия. А мои руки поднимались все выше и выше. Вот, наконец, и кружева трусиков. Девочка вздрогнула и отстранилась.
     - Не нужно. Я боюсь, подожди. Не сейчас.
     - Но я чуть-чуть. Только потрогаю.
     - Все равно не нужно. Ой, не снимай. Оставь, не трогай.
     - Ну, чего ты боишься, девочка моя? Я не сделаю тебе ничего плохого. Только то, чего ты сама захочешь.
     - Я ничего не хочу! Пусти, мне страшно. Я разлюблю тебя.
     - А сейчас ты меня любишь?
     - Да, но я думала, что ты совсем другой, а ты меня обижаешь.
     - Я не обижаю тебя, я только хочу, чтобы нам обоим было хорошо.
     - Мне нехорошо. Мне страшно и стыдно.
     Так заговаривая ей зубы, я все-таки стащил с нее трусики, Почувствовав это, Оля вскочила и забилась в угол дивана, натягивая на колени короткую юбку.
     - Не надо, не трогай меня. Я дам тебе, только не сейчас. Завтра. Или хоть вечером. Я сейчас не могу. Оставь меня. Не трогай!
     - Но ведь ты сказала, что любишь меня. Докажи это.
     - Люблю. Но пусть это будет позже, не сегодня. Ну, хотя бы вечером.
     - Ну, хорошо, хорошо, маленькая. Не бойся. Я тебя не трону. Я тоже люблю тебя и очень хочу. Ну, разреши мне только потрогать тебя, ну, там, между ног. И его возьми в руки.
     - Нет! Нет!
     - Ну что же ты? Говоришь, что любишь. Я вот ничего с тобой делать не стал, потому что тебя люблю. А ты только говоришь, одни слова.
     Оля открыла глаза и, отведя их в строну, шепнула.
     - Ну ладно.
     Я подвинулся, сел рядом и потянул ее руку вниз. Коснувшись ладонью напряженного члена, который я уже успел выпустить наружу, Оля тут же отдернула руку. Но я держал ее крепко, и вот она уже взяла в кулак мою пылающую плоть.
     С возрастом чувства, конечно, притупились, и теперь, даже когда мне член ласкают ртом, уже нет такого острого ощущения. А тогда, почувствовав как нежная чуть влажная девичья ладошка двигается вдоль моего мужского достоинства, я ощутил себя в раю. И начисто забыл, что еще совсем недавно вовсе не интересовался этой девочкой. Хотел только трахнуть ее, раз уж такая возможность представляется. Из любопытства и спортивного азарта. Теперь же я уже любил ее, ощущал прилив неизведанной еще нежности и счастья.
     Притянув к себе Олину головку, я так стал целовать ее, что девочка не могла не почувствовать произошедшей со мной перемены. Не зная, чем ответить на это, она быстро задвигала рукой вверх вниз по моему члену, и я не выдержал. Струя спермы выплеснулась наружу, заливая мне живот, Олину юбку и руки.
     - Ой, что это? - воскликнула она и вдруг замолчала. Затем, увидев мое искаженное лицо, спросила:
     - Тебе не больно?
     Мне не было больно.
     Потом мы привели себя в порядок и решили пойти погулять.
     - Погулять до вечера? - спросил я, нажимая на последнее слово.
     - Как захочешь, - кротко ответила Оля.
     Мы вышли на шумную улицу Горького, зашли в кафе и съели мороженное, посмотрели мультфильмы в "России". Уже стемнело, а мы все гуляли. Купили бутылку сладкого вина, которое, как оказалось, Оля очень любила.
     - Пойдем домой? - спросил я и почувствовал, как напряглась Олина рука в моей ладони. Напряглась и вновь ослабла. И мы пошли домой.
     В квартире никого не было, только телефон раскалывался от звона. Оля успела снять трубку и объяснила взволнованным родителям, что она гуляла и только что вошла, а Катя умотала к подруге до воскресенья. На дачу Ольга ехать отказалась, что было мною воспринято как доброе предзнаменование.
     Придя домой, мы заперли двери и сели ужинать вдвоем, запивая колбасу сладким Олиным вином. Постепенно в головах у нас зашумело, языки развязались, затеялся серьезный разговор.
     - Я вправду тебе нравлюсь?
     - Конечно! Я же говорю, с Танькой расстался из-за тебя.
     - Почему же ты мне этого раньше не говорил?
     - Стеснялся.
     Ольга хмыкнула:
     - А вот я тебя уже давно люблю, с того момента, как ты появился у нас в квартире. Только я не знала, как это дать тебе понять.
     - Да, я знаю, я толстокожий, все понимаю с трудом. Зато теперь...
     - Скажи, а мальчишкам обязательно надо сделать с девочкой..., ну это самое, ты понимаешь?
     - Трахнуть, что ли? Конечно, обязательно. И девчонкам тоже. Это ведь всем приятно, лучше этого ничего не бывает.
     И я пустился в путаные рассуждения, смысл которых был взят частично из медицинских книг, частично из тех чудовищных мифов, которые бытуют в мужской среде. Вы бы здорово посмеялись над моими тогдашними объяснениями.
     - Однако не грех и попариться.
     Четверка поднялась со скамей и, сбросив простыни, потянулась в парную, натягивая на головы шапки-треухи. Минут через двадцать они вновь водворились на свои места и, закусывая после четвертой, снова стали слушать Ивантеева.
     Выпили мы с Олей вино и стали танцевать. Держу я ее в объятьях и чувствую, что хер мой так встал, что скоро штаны лопнут. Ну нет, думаю, это мы с тобой должны делить на двоих. И за попку подталкиваю ее к себе. Она не сопротивляется, только глаза отводит. Потом спрашивает у меня:
     -Ты обязательно хочешь сделать это сегодня? Иначе нельзя?
     - Ясное дело. А завтра и ты будешь хотеть этого не меньше меня.
     - Ладно. Тогда выйди и зайди через пятнадцать минут.
     - Хорошо. А ребенка я тебе не сделаю, обещаю.
     С этими словами я вышел, а когда вернулся, Ольга лежала в широкой родительской постели, натянув одеяло до подбородка. На стуле была аккуратно сложена ее одежда, сверху лежало платье, так что ни трусиков, ни чулок не было заметно. Маленькая лампочка-ночник освещала комнату.
     Я запер дверь, разделся и скользнул под одеяло. Обняв Олю, я нащупал ночную рубашку.
     - Зачем это?
     Ольга молчала. Затем тихонько сказала:
     - Славик, ты извини меня, но я не знаю, что ты со мной будешь делать. И при чем тут ребенок? Расскажи, может мне тогда не будет так страшно.
     - Ты совсем ничего не знаешь?
     - Почти ничего, кроме того, что ты мне сегодня говорил.
     Я начал ей рассказывать и понял, что сам путаюсь и ни черта не понимаю. Но я что-то говорил, и она постепенно успокоилась, позволила снять с себя ночнушку, а затем я и штанишки постепенно стянул с бедер. Ну что? Рассказывать дальше или перейти к стилю "вставил - дал под зад"?
     Мужики вздохнули и решили, что лучше будет рассказывать дальше, подкрепив решение рюмкой "Посольской".
     - После моих слов и действий Оленька совсем растаяла и сочла, по-видимому, что можно во всем мне довериться. Смею думать, я не подкачал. Да и девочка мне в меру сил помогала.
     Сначала мы сбросили одеяло, включили большой свет, и некоторое время просто рассматривали друг друга. Мы были очень молоды и оба, честно говоря, никогда толком не видели, что там ниже пояса у лиц противоположного пола. Потом я дал Оле в руки свой член, и она стала с интересом исследовать его: сдвигать и надвигать кожу, мять и гладить. После этих манипуляций член стал таким твердым, что им можно было колоть орехи. Я тем временем глазами и руками изучал то, что есть между ног у женщин. Время от времени я прикасался там к чему-то такому, что Оля вскрикивала от удовольствия и необычности ощущений. Не знаю даже, что было приятнее: прикасаться к частям Олиной киски или ощущать ее пальчики на своей пылающей плоти.
     Наигравшись вдоволь, я уложил девочку на спину, широко раздвинул ей ноги и, встав над ней на колени, попросил приложить головку члена к раскрывшейся щели. Немного поломавшись, она выполнила мою просьбу. Я обнял Олю, скрестив руки за ее спиной, и, как сказал бы Степа Марочкин, вставил. Она хрипло застонала, задергалась, пытаясь сбросить меня. Но я не уступил, и Оля затихла, лежала, отвернув лицо. Член пошел свободнее и вскоре дошел до конца. Я вынул его и засунул снова, продолжая так трудиться, поднимаясь и опускаясь, одновременно целуя полные слез Олины глаза. Ощущения мои нельзя описать: член мой охватывала нежная и мягкая материя, головка цеплялась за что-то и это было невероятно хорошо. Когда я доходил до дна, оно упруго поддавалось, и временами даже открывалось для дальнейшего прон6икновения. Я не знал тогда, что это такое, но чувствовал всем существом. Естественно, я забыл, что обещал не сделать Оле ребенка, и бурно кончил в нее.
     Потом мы лежали радом, я говорил и говорил, успокаивая свою девочку, слизывая губами слезы.
     - Боли уже нет, все прошло, теперь всегда будет только приятно.
     - Мне было больно, - хныкала Оля.
     - И совсем не приятно?
     - Не знаю, может быть только в самом конце. Обними меня крепко, я хочу заснуть в твоих объятьях. Сегодня ведь уже ничего не нужно делать.
     - Почему же, любимая? Я еще хотел бы вставить тебе, тем более, что так больно уже не будет.
     - Разве ты еще хочешь?
     - Конечно. Но сначала ты отдохни.
     И мы уснули. Но сможет ли долго спать восемнадцатилетний парень, если на его плече покоится хорошенькая голова его подружки, а ее кулачок сжимает член, и шевелится даже во сне. Скоро я проснулся и разбудил мою девочку. Оля сначала вскинулась, не понимая, где она, затем обняла меня и все разрешила.
     Не буду рассказывать о наших подвигах, скажу только, что мы встали часов в двенадцать и многое перепробовали в эту ночь. Раз шесть я нырял в сокровенную глубину женского тела. И Оля с каждым разом все лучше помогала мне. Ну а последний раз - вообще ее.
     Влюбился я, скажу вам, мужики, в эту Олю по самое некуда. Дня без нее не мог прожить. Все дела забросил, друзей забыл. Чуть занятия кончатся - и к ней. Да и она меня каждый день ждала так, как, дай бог вас так когда-нибудь ждали. Бывало, придешь домой, войдешь к ней в комнату, она как бросится мне на шею, будто я с войны вернулся. И в чем бы при этом ни была одета - в платье, халатике или школьной форме, трусиков на ней никогда не было. Чтобы, значит, на несущественные дела не отвлекаться. Любила меня Оля без памяти, но и трахаться любила не меньше.
     Я сразу дверь на замок, юбочку и фартук на голову, и валюсь с ней на ковер. Между ног у нее уже все мокро, член мой туда вскакивает как меч в ножны. Оля выгибается, бьется и кричит, она всегда была очень сексуальной. Чего только мы не перепробовали, ей все нравилось. И, что самое удивительное, ребенка я ей так и не сделал. Конечно, я после первого раза старался беречься, только каждый раз разве убережешься? Презервативы, конечно, пробовали, но Оленьке не понравилось. А гормоны тогда еще не употребляли. Однако она не забеременела.
     Не знаю, чем бы все это кончилось, но грянул гром с ясного неба. Мне пришла повестка из военкомата. И я в два дня загремел в армию, да не просто в армию - сразу на Кубу: шел 1961 год. И сломало это всю мою любовь. Письма к нам почти не доходили, и потеряли мы с Олей друг друга. Я очень переживал, ведь я очень любил ее. А тут от нее ни слова. Впрочем, надо сказать, и из дома тоже. Редко-редко когда письмо придет, а ведь они писали часто и регулярно. Видно где-то эти письма застревали. Ну а от девочки моей и вовсе пропадали. Может и мои к ней не доходили, у других так бывало.
     Вот и потерялись мы с Олей. Вернувшись через три года в Москву, я ее сразу не нашел, а потом и поиски бросил. Но забыть не забыл. И сейчас помню ее, мою первую настоящую любовь. Эх, братцы! Выпьем за любовь. Не за секс како-то там заграничный, а за любовь. За тех, кто любил и любит нас.
     Ивантеев опрокинул рюмку и не закусывая закурил.
     - Да, брат, - сказал Дымов. - История твоя проста как яйцо, но для тебя, видно очень важная. Впрочем, я думаю, сегодня наши истории все будут такими же. Житейские вещи. Ну, давайте теперь я.
     Мой рассказ тоже относится к молодым нашим летам, точнее говоря к студенческой юности. Как и у Славки, героиню мою звали Оля. Впрочем, много ли найдешь в России женских имен на "О"? Ну Оксана еще. А на Украине Одарка, только где же теперь эти Одарки?
     Судьбы наши со Славой очень похожи, вы знаете. Учились вместе в школе, вместе в Москву приехали в институт поступать. Я, как и он, на квартире жил, правда, без вида на Козловского, но соседскую девчонку-ровесницу тоже имел в наличии. Валей прозывалась.
     И было у нас с ней все, любви только не было. А вот секса, как раз, сколько угодно. Она молодая, горячая была. Ну и я ей в этом не уступал. Так куда нам было деться от секса. Сейчас вот все, кому не лень, поют, что в СССР не было секса. Чушь, конечно. Было не меньше, чем в любой другой стране. Просто он не вылезал, как нарыв, на первые страницы, а был как-то в тени романтических отношений, любви. Ну а сейчас? Секса сколько хочешь, а любовь ушла на страницы слюнявых романов.
     - Но это я отвлекся. У нас то с Валей, повторяю, был только секс. И все произошло очень быстро. На третий день после знакомства мы уже целовались, через неделю я уже не имел преград у нее под юбкой, а через две недели мы отметили юбилей: я всю ночь трахал ее в спальном мешке на полу палатки в походе. Бедная девочка, каково ей было всю ночь лежать подо мной на жестком лапнике. Впрочем, она не жаловалась.
     Девственницей Валя не была и на меня никаких видов не имела. У каждого из нас была своя жизнь, а когда нам хотелось трахаться, мы сходились вместе и получали друг от друга свою порцию удовольствия.
      Потом меня забрали в армию. В то время так поступали со всеми студентами поголовно. Меня еще раньше Славки призвали, но служил я все-таки на родине, хоть и за Уралом. С Валькой переписывался регулярно, хоть и не часто. Однако связи не терял.
     Прошло что-то около двух лет. И вот отваливает мне начальство отпуск за отличную службу. Ну, съездил я к родителям, а потом в Москву захотел. У кого же мне остановиться? Конечно же, у Вальки. Она меня и приютила, а для того, чтобы никаких разговоров не было (мне пришлось спать с ней в одной комнате) привела к себе ночевать институтскую подругу Олю. Девочка как девочка. Полненькая, в талии тоненькая, ножки стройненькие, мордашка смазливая.
     Легли мы спать. Валя с Олей на широкой тахте, а я на диване. Девчонки похихикали, покрутились и затихли. Через какое-то время я тихонько шепчу:
     - Валь, а, Валь?
     - Чего тебе? - такой же шепоток в ответ.
     - Иди ко мне, я замерз.
     - Погоди. Ольга еще некрепко спит. Приду.
     Ну, у меня от этих слов хрен в потолок. Однако жду. Валька все не идет, боится, что подруга проснется. Я уже терпение терять стал, когда слышу - идет, шлепает босыми ногами по полу.
     - Эх ты, - говорит, - замерз. Ну, уж я тебя согрею.
     - Да, согрей. Особенно тут одно местечко замерзло.
     - Это какое? Уж не то ли, что ты в мены все втолкнуть норовил? - хихикает Валя, а сама мой член ощупывает прохладными пальчиками.
     - Он подрос.
     - Еще бы не подрасти. Работы ведь у него никакой не было, только в рост и идти.
     - Ну уж и никакой.
     - Да, считай, совсем никакой. То ли дело у нас с тобой. Ты то, небось, не постилась.
     - Не твое дело. Не болтай, а лучше приласкай меня.
     Ну, я и давай ее ласкать. Ночнушку задрал, и туда. Сначала руками, потом языком, ну а затем и лошадку пустил. С голодухи кончил быстро, но Валька вроде бы осталась довольна.
     - Ну, у тебя и дружок! Думала, он у меня со спины выскочит.
     А сама смеется довольная. Я ее не отпускаю, сейчас, мол, отдохну немного и снова тебе всажу. А она мне в ответ:
     - Ты, Санюра, это лучше для Ольги оставь, она тебе больше подойдет.
     - Да ну тебя. Зачем она мне? Ее еще уламывать надо, да может она, не приведи господи, целка, слез не оберешься, а удовольствия чуть. Нет, мне кроме тебя никого не нужно.
     - Дурак ты, дурак. Она знаешь какая. Не целка вовсе, но и не шлюха. А я? Я тебе так дала, для затравки. У меня ведь жених есть, замуж собралась. Сейчас вот с тобой попробовала: вроде и член у тебя побольше, чем у него, и ебешься ты лучше, а все равно мне с ним приятнее, Потому что его я люблю, а с тобой так, просто трахаюсь.
     Я поскреб в затылке и спрашиваю:
     - Так что? Мне прямо сейчас к ней и ложиться?
     - Прямо сейчас и ложись. И послушай меня, не обнимай, не целуй, сразу рубашку вверх, трусы спускай, и в атаку. А уж как втиснешь свою дубину ей между ног, тогда целуй, ласкай, уговаривай, чтобы не обиделась.
     - А ты?
     - Я тут у тебя посплю, мне и одного раза хватит. А ты с нее до утра не слезешь, я тебя знаю.
     Вот так и закрутилась наша с Олей любовь. Шмыгнул я к ней под одеяло, чувствую, деваха лежит на спине, дышит ровно. Я потихоньку ночнушку поднимаю, трусики беленькие с нее стягиваю. Удается. Не проснулась. Потом начал ноги ей аккуратненько раздвигать. Спит, не слышит. Я так думаю, она все это время только притворялась спящей и всю нашу возню слышала, да и разговоры с Валей тоже. Я у нее, правда, этого не спрашивал.
     Стал я у ее ног на колени, раздвинул рукой липкие губки, приставил к ним свой окаменевший член и двинул его вперед. Он так разом до самого конца и вошел. Оля вздрогнула, попыталась вскочить, сразу же обмякла. Ну а я всем телом налег на нее и, не переставая, качал как насосом. Девочка сначала лежала смирненько, ну а потом стала потихоньку подмахивать мне, стонать и там внутри ласково сжимать мой член. А уж когда я кончил, пустив ей во внутренности горячую струю, затряслась как дервиш на молитве, и закричала гортанно и протяжно. Так вот мы с ней вместе и завершили свой сладкий труд.
     Когда это все закончилось, подкатилась к нам Валька и говорит с ехидцей:
      - Ну, Олечка-недотрога, теперь я вам и вовсе не нужна. Пойду в родительскую комнату спать, благо, их сегодня нет. А ты, Санька, дураком будешь, если хуй свой из нее хоть на малое время вынешь. Утром приду на вас поглядеть. И долг с вас возьму: при мне разок трахнетесь на свету. Очень я на это дело глядеть люблю.
     И ушла.
     Бывают такие дни и ночи, которые запоминаешь на всю жизнь. У меня тогда именно так и было. Хотелось бы сейчас кое-какие подробности пропустить, да я обещал не скрывать ничего. Так вот! В эту ночь мы глаз не сомкнули, а объятий не разомкнули. Извините за невольный каламбур. Только когда уже стало совсем светло, Оленька мне говорит:
     - Санечка, я больше не могу. У меня там внутри все саднит. Я ведь почти девушка, ты у меня только второй, а первый был больше полутора лет назад.
     В это время в щель просунулась хитрая Валькина рожица.
     - Я вас в постель уложила - это моя заслуга. Поэтому дайте мне мой кусок пирога. Хочу поглядеть, как вы трахаетесь, очень меня это возбуждает. Ну-ка, одеяло долой и показывайте.
     И мы показали все, что она хотела. Почти все, потому что я и тогда ненавидел любовь втроем, и сейчас ненавижу.
     Любви нашей с Олей было трое суток. Вернее, два дня и три ночи. И не стал бы я вам рассказывать об этом, в, общем-то, заурядном происшествии, если бы не одно обстоятельство. И тут я хотел бы вам задать вопрос: "Случалось ли вам встречать женщину, у которой все как будто именно для вас приспособлено? Рост, сложение, внешность, характер, темперамент, интимные части, даже пизда. И все это не просто вам нравится, а, кажется, сделано по вашей мерке, вкусу и желаниям".
     Собеседники задумались, и только Чепцов сказал:
     - Да, у меня было что-то в этом роде.
     - Так вот со мной, продолжал Димов, - так произошло, когда я узнал эту девочку. Я вдруг почувствовал, что ее где-то там делали специально для меня. Или еще определеннее: она - это тоже я. Такая мысль пришла мне в голову в не совсем обычное время, когда я в первый раз ебал ее. Войдя в нее, я ощутил не только удовольствие, но какой-то неиспытанный ранее комфорт. Потом оказалось, что это не только в постели, но всегда, что бы мы ни делали, чем бы ни занимались.
     Я не любил ее в общепринятом смысле этого слова. Я любил ее, как любят только себя, как часть самого себя. Мне трудно было хоть на минуту отпустить ее, больно даже видеть как она, вылезая утром из постели, усталыми движениями натягивает на себя белье. Щемило сердце в предчувствии разлуки. Попробуйте представить себе, что у вас зачем-то должны отнять ногу, легкое или какой-нибудь другой орган, часть тела, без которой жить то можно, но какая это жизнь? Тогда вы поймете, что я тогда чувствовал.
     Вот, братцы, какая у меня была встреча с девочкой Олей. Я ее после этой нашей встречи больше никогда не видал. И хоть баб у меня потом было до хера, никогда больше я такого чувства не испытывал. И еще скажу. Мне бы очень хотелось, иметь от нее сына. Это был бы по-настоящему мой ребенок, потому что он, его мать и я - один человек.
     - Да :- вздохнули мужики. - Ты, Саня, мудрец. История твоя принимается, но в дебри сексуальной психологии мы сейчас не полезем, больно это муторно спьяну. Послушаем лучше Марочкина, он человек прямолинейный.
     Ладно, - сказал прямолинейный Марочкин и уселся на топчан, поплотнее закутавшись в простыню, - раздразнили вы меня. Расскажу вам одну историю, которая, я думал, на свет божий никогда не выйдет. Вы, мальчики помните, наверно, что, когда мы в Москву приехали, я сильно зашибать стал, просто по черному. Так уж получилось: дружки появились, деньги шальные. Пили мы помногу, буквально до потери сознания. А у меня свойство такое. Как выпью - хер колом стоит. Бабу ему подавай, и все тут. Сейчас, конечно, все уже не так, а в молодости - ни какого сладу не было. Я, конечно, устраивался, соседок податливых в общежитии навалом. Но не всегда они под рукой оказывались.
     Вот однажды поддали мы крепко, да не дома, а в кафе в Сокольниках и потом на улицу вывалились проветриться. Было еще не поздно. Я поплелся по аллее и зашел довольно далеко. Смотрю - впереди девушка идет, ножки ноги ставит пряменько, юбочка у нее вокруг попки так и кружится. Народу в парке мало, а в этой аллее и вовсе никого. "Ах, ты, - думаю, - красотка. И полненькая, совсем в моем вкусе. А что если я тебя сейчас трахну? Может ты и возражать не будешь"?
     Догоняю я, значит, девочку, хватаю ее за руку и тащу в кусты. Она вырывается, да разве у меня вырвешься? Втащил в кусты и на землю валю как куль. Она кричать, так ведь не докричишься. А я, недолго думая, подол ей задрал, а под ним ножки - закачаешься. Полные и стройные. Это я даже своими пьяными глазами узрел. А на бедрах беленькие штанишки с цветочком на самом интересном месте.
     Хватаюсь я, само собой, за эти трусики, она снимать не дает. Ну, я парень здоровый, рванул - и нет трусиков. Она снова кричать. Тут я штаны расстегнул, член свой на свободу выпустил, и на нее улегся. Ноги раздвинул - и вперед. Она кричать перестала. Времени совсем немного прошло, чувствую, моя девочка стала входить в раж, стоны какие-то из ее рта стали доноситься, да и подмахивать начала довольно умело. Тут я ей и спустил, да так много, все внутри заполнил.
     И в этот самый момент набредают на нас дружинники. Они, видно, крики услышали и стали искать, где кричат. Ну и нашли, в конце концов. Сняли меня с девушки, и повели в отделение протокол составлять. Ее, естественно, тоже.
     У меня весь хмель мгновенно из головы вылетел. "Ну, - думаю, и влип же я. Схлопочу сейчас десять лет ни за что, ни про что". Тогда за изнасилование очень много давали. И ничего, главное, сделать не могу, ни с ней поговорить, ни дружинникам что-то объяснить.
     Привели нас, посадили в разных углах. Дежурный начинает допрашивать. Сначала ее.
     - Фамилия?
     - Ольга такая-то.
     Ну, дальше там всякие анкетные данные. Потом мент спрашивает, показывая на меня:
     - Этот гражданин учинил над вами насилие?
     Сердце мое упало. Вот она сейчас подтвердит, и загремел я на десять лет под строгий режим. А что? Свидетели есть, да ведь я и вправду заставил ее лечь под меня. Помощи ждать неоткуда. Сколько историй я слышал о том, как девка посадила парня, который ее трахнул и при этом чем-то не потрафил.
     И вдруг эта девочка, которой я ничего хорошего не сделал и которая по всем правилам должна меня утопить, говорит, потупив глаза:
     - Нет, он меня не насиловал.
     Тут обалдел не только я, но и допрашивавший нас милиционер.
     - То есть, как не насиловал, вон они все видели.
     - Ничего они не видели. Насилия не было.
     - А ты что скажешь? - обращается лейтенант ко мне.
     Я тем временем уже все сообразил и говорю ему:
     - По обоюдному согласию все было.
     - Что же ты кричала, на помощь звала? - спрашивает один из дружинников, совершенно обескураженный.
     - А я разве кричала? Ну, значит от удовольствия.
     Тут лейтенант как вскочит кулаком по столу и давай орать:
     - Шлюха! Блядь подзаборная! Проститутка ебаная! Ты еще выламываешься. Сажаю тебя на десять суток своей властью за непотребные действия в общественном месте. Все. Увести ее. А этому - под зад коленкой да посильнее.
     Молодой милиционер увел заметно погрустневшую Олю куда-то в недра отделения. Другой вытолкал меня за дверь.
      Я, однако, не ушел, сел на ступени и сидел до ночи, а утром туда же пришел с букетом роз и потребовал свидания заключенной. Меня долго отпихивали, но потом все-таки привели Олю. Вид у нее был понурый. Ну я в качестве передачи передал ей букет и кое-что из еды. Она взяла, и я заметил следы благодарности у нее в глазах.
     Каждый день приходил я в отделение с цветами и лакомствами. Милиционеры привыкли ко мне и сразу приводили Олю. Наконец, на шестые сутки тот же лейтенант процедил сквозь зубы:
     Забирай свою красотку, и, глядите, больше не попадайтесь.
     Мы оба пулей вылетели на улицу. И я сходу рухнул перед ней на колени и стал просить прощения. За все. И за насилие, и за то, что ей пришлось претерпеть за меня, незнакомого парня, который, как говорится, не сделал ей ничего хорошего кроме плохого. И она простила меня. Только вот адреса и телефона не дала, сколько я ни просил. И я ее с тех пор ни разу не видел, эту девочку, встреча с которой изменила мою жизнь. Я ведь тогда и пить бросил, учиться крепко начал. И стал в результате тем Марочкиным, которого вы сегодня знаете.
     - Надо же, сказали мужики. - История, по меньшей мере, необычная. Кто бы мог подумать, степа, что с тобой такое могло случиться. Имя, что ли мы сегодня такое волшебное выбрали - Оля? Видно и Чепцову этого имени не миновать. Давай, Гриша, твоя очередь. Жену ведь твою тоже Ольгой зовут?
     - Да ее именно так и зовут, но сейчас речь пойдет не о ней, мы ведь рассказываем о тех, с кем расстались, и кто оставил в жизни нашей неизгладимый след. К сожалению, мое расставание с той женщиной было расставанием навсегда. Звали ее тоже Ольгой, но я ее всегда называл Лелей, Лелечкой. Только вы от меня особой "клубнички" не ждите, не люблю я этого, да мне и рассказывать по этому поводу почти нечего. Кроме того, мы с вами уже по шестой приняли, какой уж при этом секс в нашем возрасте? Остается одна сентиментальность или, как раньше говорили, романтические мечтания.
     Я с юности, да и сейчас тоже, человек застенчивый. И общение с женским полом для меня всегда было сложным. Так вот случилось, что я уж и армию отслужил, и третий курс института заканчивал, а у меня еще ни разу женщины не было. Девственником ходил. Вам это смешно, а у меня уже комплекс начал складываться. Познакомлюсь, бывало, с девушкой, все сначала идет нормально по плану. Вовремя целоваться начинаем, вовремя к ощупываниям переходим. Тут бы мне ее и трахнуть, и случай такой представляется. А у меня дружок - как тряпка, на женские прелести не реагирует. Если бы не онанизм - совсем бы себя импотентом считал.
     И вот однажды познакомился я на вечеринке с Лелей, о которой пойдет дальше речь. Как вам ее описать? От кинозвезды в ней ничего не было. Красивая, но, конечно не Софи Лорен. Ноги начинаются не от шеи, а откуда положено. Грудь полная, хоть и не такая, как у Мерилин Монро. Понравилась она мне, просто не знаю как. Нечего и говорить, что всю вечеринку я ее от себя не отпускал и знал, что и она этого хочет.
     Веселье наше тем временем разгоралось. Вскоре я заметил, что время от времени в помещении становилось как бы меньше людей. Парочки исчезали в соседней комнате и появлялись только через некоторое время. Вид у них при этом был несколько смущенный, можно было заметить, что юбка девушки слегка помята, а парень дышит как-то тяжело. Потом этот процесс пошел быстрее, мне даже показалось, что у дверей соседней комнаты стоит незримая очередь. Пару раз мои приятели пытались увести туда и Олю, но она не далась.
     Мы вообще как бы отстранились от всех, оказавшись среди этого шумного бала в другом мире, во вселенной, которая состояла из нас двоих и впереди у нас была целая вечность. Что нам эти люди-букашки, которые только и норовили трахнуться побыстрее, да партнеров поменять побольше. Мы хотели совсем другого, купались в волнах взаимной доброжелательности, находили удовлетворение в неспешном узнавании друг друга. Было радостно сознавать общность вкусов и привычек, ощущать, как мы все больше нравимся друг другу. Любовь уже пришла к нам, а желание росло медленно, постепенно накатываясь горячей волной.
     Наши приятели тем временем совсем распоясались. Девчонок, а их кроме Лели было пятеро, собрали на середину комнаты и стали разом раздевать. Леля, правда, с моей помощью отбилась. Девочки, конечно, сопротивляются, визжат, но сами только рады. В воздухе разная женская галантерея витает, сначала юбки и блузки, потом лифчики, трусики, чулки, пояса там разные с подвязками. Тут кто-то как крикнет:
     - Хватай их, робя!
     И все стали хватать этих голых девиц и по углам растаскивать. Тут и я, честно сказать, не выдержал, схватил свою Лельку в охапку и потащил в дальнюю комнату. Она не сопротивлялась.
     Приволок туда и на кровать свалил. Она только попросила:
     - Дверь запри, я так не могу.
     Я запер. Тут она замолчала и лежит, закрыв глаза. Я берусь за подол, юбку ей поднимаю. Не сопротивляется. Когда за трусики принялся, сложнее стало. Леля руками их придерживает, не дается. Тут я и давай ей живот целовать над штанишками. Руки у нее разжались, и трусики стали с моей помощью постепенно сползать вниз, открыв заросший густыми волосами треугольник.
     Одним словом, все было готово к тому, чтобы:, ну, вы понимаете. Все, кроме меня самого. Я то, как раз и не был готов. Член мой по-прежнему висел как тряпка, и даже вид моей любимой Лельки, лежащей с задранной юбкой и раздвинутыми ногами ничего с ним поделать не смог.
     И тут я почувствовал, что схожу с ума, разделяюсь на два существа, враждебных друг другу. Одно из них - моя душа. Я любил ее, я до смерти хотел слиться с этой девочкой, доверчиво раскинувшей красивые полные ноги в любовном экстазе. Другое существо - моя плоть, мой собственный хуй. Он живет отдельной от меня непонятной жизнью. Он теперь мой враг, и я должен победить, уничтожить его или умереть сам.
     Кровь бросилась мне в голову. Брат восстал на брата, я восстал на самого себя. Странный хриплый крик вырвался у меня из горла, руки стали судорожно сжиматься, пытаясь дотянуться до врага. Судороги корежили мое тело. Не зная, чем бы кончился этот противоестественный поединок, если бы не Леля. Может быть, я оскопил бы себя или ушел в сумрачные дебри помраченного рассудка? Леля вмешалась и спасла меня.
     Можно, конечно, как это делают сексологи, тривиально объяснить то, что произошло потом: "опытная девица сумела возбудить робкого юношу, у которого из-за волнения отсутствовала эрекция полового члена". По форме именно так и было, а, по сути - совсем по-иному.
     Леля почувствовала, нет, пожалуй, даже увидела, как я раздвоился и стал сражаться сам с собой. Она вскочила с кровати, схватила меня за руки, прижалась ко мне и как бы стала между нами. Я боролся, стараясь вырваться, кричал и хрипел, но она крепко держала меня и все время что-то говорила, говорила, говорила. Я не слышал ее слов, но напряжение стало потихоньку спадать. Наконец, Леля выпустила меня, и я ничком упал на кровать.
     Спазмы еще корчили мое тело, но становилось все легче, а над собой я видел милое и желанное Лелино лицо. Она все еще что-то шептала и вытирала мне слезы маленьким надушенным платочком.
     В дверь стучали, но мы не открыли. Во мне все еще боролись два существа, но теперь эта борьба стала другой, вялой и внешне почти незаметной. Теперь я уже вроде бы и не хотел выебать эту девчонку, а он - мой друг и враг, мое второе "я", наоборот стремился к этому. Мой член на удивление быстро твердел, и, наконец, встал как милицейский жезл. Я не знал, что с ним делать. Снова необходимо было бороться с самим собой, напряжение опять стало расти, кровь снова заливала глаза.
     Спасла меня, конечно Леля. Умная и чуткая, она поступила очень просто: влезла на кровать, приподняла юбку, присела надо мной и, легонько направив член себе в щель, вогнала его туда до конца. Почувствовав ни с чем не сравнимую сладость, я мгновенно оттаял. Оба боровшихся существа слились вместе. Произошло это не сразу, и девочке пришлось изрядно потрудиться, прежде чем в нее влился поток горячей спермы. Клянусь вам, мальчики, так хорошо, как в тот раз мне никогда не было. И дело не в том, что это происходило со мной впервые.
     Не могу дальше рассказывать, боюсь расплакаться или, того хуже, снова впасть в бешенство, хоть я и научился с ним справляться. Поэтому теперь буду говорить только о самых простых вещах, хотя порой и очень грустных.
     Конечно, после произошедшего мы с Лелей уже больше не расставались и вскоре решили пожениться. Торопиться было некуда, и мы отложили свадьбу до осени, а летом решили махнуть на Алтай. Леля была заядлой туристкой, я, правда, нет, но силенок хватало. В этот раз было решено спуститься на байдарках по Бие в самом верхнем ее течении, где река мчится со скоростью курьерского поезда.
     На двадцать четвертом километре маршрута и закончилась наша с Лелей любовь. И место было совсем простое, мы куда более трудные проходили. А здесь: Не справились с управлением, перевернулись, мне хоть бы что, а ее нет. Случайный камень - и все. Остался только памятник на берегу, где лежит моя ненаглядная Лелька и куда я езжу каждый год и буду ездить пока хватит сил.
     Женился я поздно, все искал похожую на мою Лелечку, казалось, нашел. Но она, Лелька так и стоит между нами. Жена это знает и терпит. С сексом у меня, между прочим, с того момента все в полном порядке. Такая вот, братцы, история. Ну, ладно. Пора собираться.
     - Погодите, вмешался Марочкин, - как-то мы сегодня про эту Ольгу чересчур одинаково говорили. Ситуации разные, а слова похожие. Давайте, что ли фамилии ихние назовем, этих Ольг. Сдается, мне что это:
     - Помолчи, - остановил его дымов, - помните, есть такая "Серенада четырех кавалеров одной даме", не помню уж, кто ее сочинил. Похоже, мы сегодня такую серенаду пропели. И все! Ша! Не надо фамилий. И так ясно, что вы об этом думаете. Давайте, правда, собираться.
     Четверка не торопясь оделась, мужчины вышли из бани и, коротко попрощавшись, разошлись каждый в свою сторону. О чем они думали в этот момент, кто знает?