Тринадцатилетний Вовка проснулся на русской печке среди ночи от плача годовалого Павлика. Мамка встала с постели, что-то поправила у детской кроватки, наверно, сунула младшему сыну выпавшую соску и снова улеглась в постель. Но тут заворочался папка. Он что-то прошептал маме, выслушал ее недовольный ответ, но ворочаться не перестал. Наоборот, кровать жалобно скрипнула, с нее послышалась какая-то возня или борьба, потом всё на мгновение стихло, а затем до Вовки донеслось ритмичное поскрипывание матраца.
     Тут-то до Вовки дошло, что он впервые в своей жизни стал невольным очевидцем (или ухослышцем?), как родители "ебутся".
     Это слово он много раз уже слышал от своих друзей, знал в общих чертах о том, как это происходит у мужчин и женщин, но не знал: верить или нет этим пока для него фантастическим рассказам. Тем временем к скрипу кровати присоединились еще какие-то чавкающие звуки, и охваченный непонятным жаром Вовка осознал, что это чавкает папкина писька, окунаясь во влагалище и вылезая обратно.
     Его собственный членик струной напрягся в трусиках, он сунул туда руку и стал дрочить его так, как на днях делал перед ним его дружок, Васька Журин. Правда, тот тогда так и не довел дело до конца, и Вовка сейчас не представлял, что произойдет с ним.
     А между тем где-то внутри его, ниже яичек или возле попкиной дырки, что-то защекотало, забилось. Он задрожал всем телом (благо печка от этого не скрипела), член в Вовкиной руке задергался и из него толчками полилась прямо ему на живот теплая жидкость. Испуганный произошедшим, Вовка хотел остановить ее, но ничем не мог себя заставить сделать это. Писька в его руке дернулась еще несколько раз, ему сделалось необыкновенно приятно. Он успел только сообразить, что "кончил" впервые в жизни.
     А с родительской кровати неслись неистовые стоны, кровать там, видимо, ходила ходуном. Потом папка застонал и затих. "Тоже кончил,"- догадался наш герой и неожиданно для себя уснул.
     Он проснулся, когда в замерзшее окно вовсю светило зимнее солнце. Родители, конечно, уже давно ушли на ферму, хотя сегодня и было воскресенье. Вовка вспомнил вдруг события прошедшей ночи, писька толчками стала подниматься в трусах, откликаясь на эти Вовкины мысли. Он полез в трусы и вскрикнул от боли, потому что трусики приклеились спермой к его животу и отрывались от него вместе с начавшими расти на лобке черными волосиками.
     Он откинул одеяло и поглядел на свой измусольканный член, местами блестевший высохшей спермой, как чересчур накрахмаленный. Вовка вспомнил, как скрипела под родителями кровать и, мигом слетев с печки, подошел к их постели. С забившимся сердцем он откинул одеяло и стал жадно осматривать простыню. Он сразу же нашел следы "преступления" в виде еще не до конца высохших буроватых пятен. Он, правда, не мог понять, спустил папка прямо на постель или это из мамкиной щели семя вытекло во сне. Вовка наклонился и понюхал одно пятно, ткнувшись в него прямо носом. Пахло сыростью и немножко застарелой мочой.
     А его член уже давно давал о себе знать нестерпимым зудом, и потому хозяин приспустил трусы и принялся яростно надрачивать свой отросток.
     В это время в своей кроватке захныкал Павлик и Вовка испуганно выпустил из рук членик. Но, сообразив, что к чему, он на плохо гнущихся почему-то ногах приблизился к братишке, поднял с подушки вывалившуюся у того изо рта пустышку и сунул ее в рот. Павлик удовлетворенно зачмокал и затих.
     Вид соски, ходившей взад и вперед во рту у Павлика, поселил в Вовкиной голове одну интересную мысль. Он быстро, но осторожно вынул Павлика из его кроватки и положил на край родительской. Потом вытащил у него изо рта соску и, пока тот не успел захныкать, сунул туда свой торчащий колышком хер.
     Павлик начал сосать теплый твердый кончик с жадностью, и это было так приятно, что Вовка и охнуть не успел, как слил братишке в рот всё, что накопили за ночь его яички. Павлик закашлялся и начал язычком выталкивать изо рта, видимо, невкусную для него жидкость.
     Замурзанная его мордашка в другое время показалась бы Вовке уморительной, но сейчас ему было не до таких размышлений. Разрядившийся член почему-то и не думал опадать, и потому Вовка взял в руки головенку Павлика и насадил ртом на свой член. Теперь он "ебал" братика более осознанно и с расстановкой. Он то делал несколько небольших качков у самых губ брата, то вдруг заталкивал хер чуть не до почти до яиц ему в рот. Павлик кашлял, но Вовке теперь было не до его страданий. Он ускорил свои движения задом, насаживая орущего братика на член еще и руками, потом с огромным облегчением кончил второй раз за утро. Он вытер прокашлявшемуся Пашке рожицу своим носовым платком, дал ему бутылочку с теплым сладким компотом, и братик успокоился.
     ...Надо ли говорить, что подобные процедуры Вовка проводил с братом потом еще года два? Пока не сообразил, что подросший и начавший уже говорить малыш однажды может и проболтаться относительно того, чем с ним занимается старший брат.