В комнате пусто. Потому что утро. На столе лежат. Разбросанные вещи. Ручки, бумага, скрепки. И всякая там хрень. В этом духе. На краю стола стоит остывший. И недопитый кем-то кофе. В чашке с отломленной ручкой. Рядом с чашкой. По логике рассуждения. Должна стоять пепельница. Набитая окурками. Она тут и стоит. Кроме стола в комнате. Имеется телевизор. Прибитый к стене. На нём лежит диск. Завёрнутая болванка. В бумажном пакете.
     Дверь бесшумно открывается. В проёме появляется мужчина. Средних лет. Он включает свет. И проходит. На своё рабочее место. Сдувает со стола ночную пыль. И садится на стул. Затем закуривает и устремляет. Свой взгляд в одну точку. Куда долго смотрит. Немигающее и устало. Смотрит так долго, пока. Не обжигает себе пальцы. Истлевшей сигаретой. Резко дёргает рукой. С сигареты слетает пепел. И устремляется вниз. На пол. Под ноги мужчине. Затем человек встал. Подошёл к дебилоскопу. Вставил диск. Куда надо. Отошёл назад и устроился. Поудобней на месте. Такая у него работа. Сложная и ответственная. Он просматривает. Отобранный отснятый материал. О жизни людей. Других людей. Он выше их. Так получилось. Потом он долго соображает. Пытаясь пронюхать. И отследить в увиденном. Дальнейшие коварные планы. Мерзких людей. Делает записи. Правильные. На его взгляд. И докладывает. Куда надо. В этом и заключается. Его работа. Скучная по сути. И однообразная. Вот и сейчас. И вот. Что он увидел. Гляд я в телевизор...
     Далее идёт. Собственно суть. И описание. Изъятого материала. В виде фильма. Художественного. Короткометражного. Действие происходит. Вроде как в прошлом. Приблизительно. Первая половина. Восьмидесятых годов. Прошлого века. В лесу. Недалеко находится болото. Сквозь весёлое общение. Крон деревьев. Ясно слышен звонкий. Надоедливый писк. Комариного отродья. Кружащего. Над топью болота.
     ***
     Лето. Над моей головой деревья. Зелёные, как ни странно. То ли от молодости. То ли от сырости. На ногах моих, обутых в кованые нацистские сапоги и покрытых росой, налипла всякая лесная грязь в виде листьев, смятой травы и раздавленных мною муравьёв. Где-то вдалеке, в глуши леса, слышен стук надоедливого дятла, безжалостно избивающего бедное дерево. Слева от меня стоит заброшенная постройка. Судя по всему, когда-то она была центром лесной промышленности. Здесь, вероятнее всего, заготавливали древесину, запасались ягодами и грибами, очищали кедровые орехи, между делом сильно напивались дешёвой палёной водкой, и сплавляли всё заготовленное на нужды оптовикам.
     Отличная должность - ощущать себя человеком. Чтобы потом восхищаться, стоя перед заброшенным человеческим творением.
     Попыткой завоевания девственного леса сынами природы, которым поддалось уже почти всё. Вот стоишь так и волнуешься. Перед тихой и чудесной красотой. Никогда ничто так не красиво, как после смерти. Это матушка-земля грустно смотрит на людей, так много она сделала для них, а они? Не удались людишки, так пусть и не обижаются. Встречаются, конечно, и хорошие. Но для пущей надёжности их лучше переделать заново, на новый лад.
     Слышно как внутри шумят чьи-то голоса. Я знаю их. Бедолаги. Скитаются по свету в целях найти себе подходящее место, но получают везде только лишь увесистый пинок. По их надежде. Последнему, что не умирает, а помогает им искать. Искать и не сдаваться. Есть где-то место где их не хватает. Их ждут там и любят...
     Их четверо. Двое мужчин постарше и двое женщин помладше. Одна беременна и молчалива. С огромным животом. Набитым когда-то семенем одного из мужчин. Одета она в застиранные до неузнаваемости шмотки. Выцветшие и рваные местами. Как раз в области брюха. Не выдержавшие напора перед силой маленького существа, спрятанного за ними в утробе матери. Я жил среди них в этой гостинице. Посреди леса. Просто временно сошёлся, так сказать. По старой традиции, знакомство наше началось с тяжёлой доли, выпавшей на наши головы. И проблемы. Глобальные проблемы мироздания. Они неинтересные люди. Застигнутые горем врасплох сорвались со своих насиженных мест, подобно лесным жителям, спасающихся от пожара. Остановились здесь на время, чтобы вновь потом сорваться. А пока же растерянно смотрели выгоревшими от солнечного света глазами на новое незнакомое место, говоря при этом...
     - Глянь, красота-то какая...
     - Деревьев сколько...
     - По деньгам ходим...
     - Только взять нельзя, ничего...
     И вспоминали родные края, где каждая пядь земли являлась прахом их предков, где всё дорого и любо сердцу.
     По вечерам мужики выпивали. И когда на одного из них находило философское настроение, то он непременно начинал спевать, почёсывая соски на своей волосатой груди иссохшейся от времени и непосильного труда рукой...
     
     Я не в обиде на вас, Что родился в дерьме
     Если не я то кто,
     Будет жить в этой хуйне...
     Но я уверен, что счастье есть у меня
     Наверное, это не зря...
     
     Другой же молчал некоторое время, а затем, когда душа начинала кричать и задыхаться от жалостливой песни, подхватывал его где-то на середине и тянули уже вдвоём...
     
     Путь к славе был долгим,
     Мы ставили цель...
     
     На следующее утро, проснувшись, я их уже не обнаружил. Никого. Судьба их похожа на судьбу кочевников. Такая же тяжёлая и романтичная. И это закон. Значит так надо.
     Идти мне легко и приятно. Мысли о счастливом конце глубоко и крепко запутались в моей голове, не давая всяческим невзгодам проникнуть внутрь и напугать их. Они обороняются извне.
     Петляя между деревьев и отгибая острые ветки, норовящие лишить меня зрения, подхожу к кустам, где слышен тихий человекоподобный стон, по особому встряхнувший мою усталую душу. Разведя кусты увидел старую знакомую, ту самую беременную. Она неестественно тяжело дышала и упиралась руками в землю.
     - Ну, чё надо... съебал урод, - сопела она со слезами на глазах.
     Сообразив в чём дело я попятился назад. От неожиданности. Вспомнив всё, что я только знал по этому делу, как мог помог ей. С поддержкой шаткой демографии.
     Роды прошли успешно. Маленький человек, только появившийся на свет, уже недоволен им. Он громко орёт и извивается, пытаясь выскользнуть из моих рук, и помчаться прочь, подальше от матери. Женщина устала, но не выказывает это.
     - Ты хоть отдохни, намучилась.
     - Нет, своих догонят надо, а там..., - еле шептала она, вытирая капли пота со лба.
     - Да куда ты пойдёшь, тебе ведь помощь нужна.
     - Господь нам поможет, он классный чувак...
     Ну тут уж я не стал с ней спорить, раз речь зашла о высоком. Встретить верующих людей сейчас большая редкость. А на руках у неё мерно и солодно сопела новая человеческая единица неизвестной судьбы и непонятного племени...
     
     ***
     
     Мужчина потрещал. Солевыми отложениями. Накопленными за время. Просмотра фильма. И записал. Что надо. Что верно. На его взгляд. И доложил. Куда надо. Ведь в этом и заключается. Его работа. Скучная по сути. И однообразная.