После первого памятного ксюшиного визита в мою контору утекло несколько месяцев и ещё больше воды. Я уехал из Москвы за новоявленную границу раздербаненной страны. Поработать. Ксюша заканчивала школу в России.
     
     Мы время от времени созванивались и ещё реже встречались, когда я наведывался в столицу. Невинно обнимались-целовались, как будто смущаясь того, что случилось в жарком августе во время компьютерных игр.
     
     ***
     
     Впрочем, не "как будто". Я и впрямь чувствовал себя неловко и разрывался между взаимоисключающими желаниями: дать волю своему вожделению обладать этой девчушкой, которая снилась мне по ночам, или не маячить на горизонте, пока до греха не дошло. Ежедневно моя совесть вступала со мной в крайне неприятный диалог:
     
     "Ты похотливая скотина, -- наседала совесть. - Тебе ведь до лампочки эта девочка. Ты её не любишь. Тебя возбуждает только её молодость и невинность. Тебе просто льстит, что она с детства так привязалась к тебе, и хочешь воспользоваться её искренностью. Она-то это по глупости делает, а ты её расчётливо развращаешь. Ты наиграешься и бросишь девчонку, как бросил её старшую сестру. То есть это Тамара тебя отшила - и теперь ты отыгрываешься на младшенькой".
     
     "Не совсем так, -- отбивался я. - Я ведь и правда хорошо к ней отношусь. Просто раньше она была ребёнком, я и смотрел на неё как на ребёнка. Я ж не виноват, что Ксюша уже выросла и стала такой: такой: Такой желанной: И на Тамарку совершенно зла не держу. Расстались и расстались - делов-то. Откуда это вообще взялось - "месть", "месть", что за чушь такая? То, что я очарован ксюшиной молодостью, -- да, это правда. Как вспомню её тонкую кожу: Сквозь неё на груди просвечивают такие трогательные и искренние прожилки: Я до сих пор в ладонях ощущаю её мягкие сисечки - совсем не детские, кстати: А её доверчивые мягкие губы: Я так мечтаю облизать её тело - особенно то место, где изгиб бедра покато стремится к ложбинке между ног: Я так рвусь к ней: Что даже сам боюсь. И за неё, и за себя... "
     
     "То есть ты дождёшься её совершеннолетия и женишься", -- подначивала совесть.
     
     "Ну: Не знаю: Не думал об этом. Она ж маленькая ещё. Да я и сам жениться пока не планирую - с первой женой вон только развёлся", -- в этом месте я обычно терялся.
     
     "Ага, -- ухмылялась совесть. - Как вожделеть - так не маленькая, а как жениться - так маленькая. Ты уж определись".
     
     "Ты ж видишь, -- сердился я, -- я её тихонько хочу, про себя. Поэтому и держусь подальше. И хочется, и боязно: "
     
     "А вот ты скажи, -- не унималась совесть, -- Ты захочешь быть у Ксюши ВТОРЫМ?"
     
     "Да. Хоть каким. Лишь бы быть", -- не задумываясь выпаливал я.
     
     ***
     
     : В наши редкие встречи после августа Ксюша целеустремлённо подтрунивала над моими усами. Я их отпустил ещё в школе ради большей взрослости, как мне казалось. Хотя Будённый из меня, признаться, никакой, на что Ксюша при каждом удобном случае издевательски указывала:
     
     -- Не, ты парень, вообще-то, ничего. Но вот усы твои: Такие уродливые, -- и она утомлённо закатывала глаза, чтобы показать степень своего возмущения моим внешним видом.
     
     -- Ну: Наверное, -- смущённо отбивался я. - Но я к ним, в принципе, привык: Жалко сбривать:
     
     -- Так давай я тебе их сбрею.
     
     -- Как-нибудь в другой раз, -- прибегал я к старой уловке, изо всех сил затягивая время. - Мне уж и на самолёт пора. Вот как-нибудь приеду опять, тогда и поговорим.
     
     И так много раз.
     
     В конце концов незадолго до Нового года Ксюша поставила ультиматум.
     
     -- Как хочешь находи время. Я сама к тебе в гостиницу приеду и сбрею эти хреновы усы к чёртовой матери. И нечего отнекиваться. А чтобы ты не ныл, я тебя буду брить раздетой. Ты что, ради этого уродства откажешься от того, чтобы тебя брила голенькая девочка?
     
     Хорошо, что по телефону говорили. Я как только представил себе эту картину: В общем, лишь мужская гордость не позволила немедленно сорваться с места и помчаться за Ксюшей.
     
     ***
     
     Она приехала на следующее утро. Больше я не продержался бы один на один со своими фантазиями. Наскоро перекусив в гостиничной кафешке, мы ринулись в номер. То есть ринулся я, а Ксюша снисходительно меня сопровождала. Надо же, как быстро летит время: ещё полгода назад быть снисходительным к маленькой девочке считалось моей привилегией.
     
     -- Ну что, не передумал расставаться со своей драгоценностью? - ехидно спросила Ксюша, как только я закрыл дверь номера. . - Если передумал, тогда я пойду:
     
     -- Не передумал. А ты? - сглотнув комок в горле, с опаской поинтересовался я.
     
     -- Иди устраивайся и жди меня, -- скомандовала Ксюша и юркнула в ванную.
     
     Такие приказы не обсуждаются. Я устроился на койке полулёжа, подложив под голову подушку, и сверлил глазами дверной проём, из которого вот-вот должна была показаться Ксюша. Когда вода в ванной перестала шуметь, я был уже на грани умопомрачения. А девчонка всё ещё возилась.
     
     То, чего очень сильно ждёшь, всегда случается внезапно. Я даже не заметил, как полностью обнажённая Ксюша материализовалась прямо передо мной - чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
     
     Она стояла так, что я видел её во весь рост. Я ошеломлённо рассматривал её стройную не по-девичьи округлённую и одновременно по-детски угловатую фигурку. Мой взгляд скользил по стекающим на грудь прядям волос, из-под которых озорно выглядывали такие обожаемые сосочки. Она, которая сама настояла на этой встрече, теперь, кажется, стеснялась собственной опрометчивости. Её руки никак не могли найти своё место: они то растерянно и неуверенно мимолётно норовили прикрыть норочку и грудь, то покорно опускались вдоль бёдер, то сцеплялись в замочек за спиной, отчего непослушная грудь ещё настырнее раздвигала символические занавески волос. Ксюша смущённо переминалась с ноги на ногу, отчего так часто виденный мной во снах изгиб принимал самые причудливые и восхитительные очертания, то и дело не давая мне дышать.
     
     И глаза: Эти восхитительные испуганные и самоуверенные глаза. Они требовательно спрашивали: Или это она вслух сказала?
     
     -- Ну как?
     
     -- Ты: Ты такая: -- то ли сказал, то подумал я и протянул руку.
     
     Ксюша не торопилась. Она приободрилась и задорно подбоченилась, лёгким движением перебросив волосы на правую половинку груди и полностью открыв для обозрения левую.
     
     -- Ну и где у тебя ножницы? Нету, да? Не надейся, я собой принесла, -- первая неуверенность уже прошла, и Ксюша, непосредственно естественная в своём обнажённом совершенстве, деловито принялась готовиться к брадобрейской процедуре. Она извлекла из сумочки маникюрные ножницы (тоже мне, парикамехар-самоучка, -- успел я про себя сыронизировать) , заботливо расстелила на моём пузе газетку и памятным с первой встречи привычным движением оседлала мои бёдра.
     
     -- Ну, Саня, прощай, старая жизнь! - торжественно возвестила Ксюша, нацеливаясь ножницами на обречённые усы и успев смахнуть мою руку со своей груди, -- Э-э-э, не отвлекай мастера, а то что-нибудь лишнее отхвачу.
     
     И ведь отхватила. Конечно, маникюрные ножнички - это не то оружие, которое может лишить взрослого мужика сколь-нибудь существенной части организма. Но кровь из порезанной губы засочилась вполне натурально. Воспользовавшись случаем, я поспешил возмутиться и, зажимая рану, помчался в ванную спасать здоровье. Тем более, что стрижка, в сущности, была уже закончена - признаться, сделано всё было довольно качественно, насколько это позволял не вполне пригодный для решения задачи инструмент. Оставалось только зашлифовать остатки усов нормальной бритвой и унять кровь из порезанной губы.
     
     Ксюша с виноватым видом стояла за спиной. В зеркало я видел широко раскрытые глаза и в отчаянье прижатые к груди руки. Кажется, она и впрямь подумала, что нанесла мне несовместимое с жизнью увечье.
     
     -- Ничего-ничего, до свадьбы заживёт, -- утешил я её. - Возможно, даже раньше. Подожди меня в комнате, я сейчас вернусь.
     
     ***
     
     Когда я вышел из ванной, голенькая Ксюша всё так же трогательно переминалась с ноги на ногу у кровати, всем своим смущённым видом выказывая готовность спасти истекающего кровью бойца.
     
     Я подошёл к ней вплотную, приобнял за плечи и тихонько лизнул языком приоткрытые губы. Мне вдруг очень захотелось увидеть её у своих ног. Я слегка, не очень настойчиво придавил её плечи вниз, боясь встретить сопротивление. Она подняла на меня вопросительный взгляд и медленно опустилась на колени. Мой восставший дружок покачивался прямо перед её лицом. Ксюша продолжала молча смотреть на меня снизу вверх. Я от напряжения не мог шелохнуться, и девочка, помедлив, поняла, что я хочу от неё именно того, о чём она подумала.
     
     Она осторожно лизнула моего дружка и посмотрела вверх, дожидаясь одобрения. Мне хватило сил только прикрыть глаза в знак согласия. Ксюша никогда ещё не держала во рту ничего подобного. И не знала, что её ожидает. Но она слышала, что всем мужчинам это нравится. И видела, что я этого хочу. Ксюша глубоко и прерывисто вздохнула и, отчаянно перешагивая девичий страх, неумело обхватила мягкими губками мой затвердевший ствол и принялась его сосать. Нет, она не делала минет. Она не тискала ручонками мои набрякшие шарики. Она действительно СОСАЛА, впившись в моего дружка, как в леденец, которым я когда-то давным-давно угостил на прогулке её, совсем ещё маленькую девочку. Она не выпускала член изо рта, придерживая снизу подрагивающим язычком, втягивая в себя его влагу и неизведанный вкус.
     
     Меня затрясло. И: Вдруг накатила невесть откуда взявшаяся волна: Нет, не похоти, не вожделения, не желания, -- волна нежности к этой девочке, покорно распластавшейся у моих ног и ожидающей только одной награды: чтобы мне было приятно.
     
     Я поднял её с колен и бережно уложил на кровать. Передо мной лежала восхитительная девочка, расслабленно вытянув руки вдоль тела, слегка согнув в колене правую ножку и отведя её в сторону, приоткрыв доступ к своему таинственному сокровищу. Длинные волосы разметались по подушке и не мешали любоваться белизной юной груди, напряжённо застывшей в предвкушении ласки. Ксюша выжидающе смотрела на меня из-под полуприкрытых век и беззвучно, чуть заметно шевелила губами, на которых лоснилась тоненькая плёночка моего сока.
     
     ***
     
     И я дорвался. Я неспешно, вдумчиво и кропотливо делал то, о чём мечтал все эти долгие месяцы. Пальцами, ладонями, губами, языком я ласкал все уголки этого тела. Сжимал и поглаживал дерзкие соски, собирал в одной руке оба любимых холмика, продолжая другой рукой нежно поглаживать животик и бёдра, выписывая пальцами невероятно замысловатые маршруты, ведущие к заветной норочке. Вылизывал впадинку у ключиц и каждую голубенькую прожилку на груди. Мне доставляло неслыханное удовольствие гладить её бёдра, теребить волосики на киске неотрывно смотреть, как дрожит её грудь, как блуждают по всему телу руки и белеют прикушенные губы.
     
     Ксюша урчала и изгибалась, подставляя под мои ласки всю себя. Вот она подаётся вперёд и вверх, опираясь на плечи и локти, - и я с животной страстью набрасываюсь на раскрывшуюся передо мной грудь, как будто хочу проглотить её всю целиком и больше никогда не расставаться. Вот она вытягивает руки вверх - и моего языка жаждет натянувшаяся между трогательными косточками бёдер гладкая кожа её животика. Вот она поворачивается немного набок лицом ко мне - и я могу, едва касаясь её тела, водить рукой вдоль умопомрачительного изгиба, заучивая наизусть его идеальные линии. Вот её раздвинутые ножки зовут меня внутрь - и я впиваюсь губами в нежный розовый цветочек, в котором разгорается стыдливое детское желание. Вот она становится на четвереньки, беззащитно приподняв попочку - и: Впрочем, это только потом я узнаю, что она ждала, пока я смачно её отшлёпаю.
     
     ***
     
     Сегодня я опять не решился взять её. Честно говоря, даже не подумал об этом - настолько удивительное наслаждение я испытывал, упиваясь безупречной эстетикой обнажённого и послушного юного тела. Кажется, мой дружок сам, устав томиться в ожидании, щедро разбрызгал Млечный путь от животика до подбородка. Ксюша схватила меня за руку и попросила посмотреть, как она бережно, одним пальчиком разводит по себе драгоценную жидкость.
     
     -- О-о-ой, как тёпленько: Мокренько: Как хорошо: Я не пойду в душ: Вот ты сегодня уедешь, а я хочу, чтобы ЭТО оставалось на мне: Можно? - она просительно посмотрела на меня, как будто я мог ей запретить.
     
     Получив утвердительный ответ, она умиротворённо улыбнулась и аккуратно слизнула с пальчика остатки моей спермы. Задумчиво покатала язычок во рту и: обиженно надула губки:
     
     -- А почему ты не дал мне это всё выпить? Я думала, противно будет, а на самом деле - вовсе и нет.
     
     -- В другой раз, -- привычно ответил я, одной рукой сжав её киску, а другой шутливо шлёпнув по бедру. - А сейчас полежи вот так, я хочу ещё полюбоваться.
     
     : Сегодня Ксюша ушла от меня ещё девственницей. Но уже моей женщиной.